«Пять веков до шага в АД» (Цикл новелл "Ангелы")

[***Орден Падших***]

Название: ***«Пять веков до шага в АД»***
Авторы: резиденты Ордена Падших KGB, Zlaya
Стихи: резиденты Ордена Падших KGB, Zlaya
Арт: KGB

Жанр: драма, романтика
Рейтинг: PG-14
Бета: сами себе голова и подушка
Герои: Максимильян, Оливия а также другие.
Дисклеймер: все герои принадлежат авторам

Музыка: Игорь Демарин "Листья летнего сада"

Стрелка секундная мчится, шалея, по циферблату,
Не по годам мы с тобою стареем, а по утратам.
Наши сомненья рассудятся жизнью да непредвзято...
Я тебя старше на тысячи листьев Летнего сада!

Разницу лет нашу ты уменьшаешь, ангел небесный,
Рядом по краю идешь, и не знаешь: это край бездны.
Думаешь, там на старинных аллеях статуй прохлада?
Это утраты наши белеют в сумерках сада!

В огненном горе тех листьев опавших, переселенных,
Я потерял тебя там, как единственный лист мой зеленый!
И не спастись от костра от того, от осеннего гула!
Просто я старше тебя на мечту, что меня обманула...

Статус: закончен.

От авторов: всем авторам раздела «Разное» сайта tv-supernatural посвящается.

Продожение и окончание в комментариях к записи под катом

Я – чернее ночи,
Ты – светлее дня,
Солнышка ты хочешь,
Тьма хранит меня.

Ты – дыханье света,
Я – пороков свод.
Ты – частичка лета,
Я – подземный грот.

Ты – улыбка мира,
Я – его оскал.
Ты – как струны лиры,
Я – играть не стал.

Ты – предел мечтаний,
Ужас черный я…
Я – твое дыханье,
Ты – вся жизнь моя.

Я – созданье света,
Ты – творенье тьмы,
Я дарую лето,
Ты – снега зимы.

Я умею слушать,
Ты умеешь лгать,
Я пускаю в душу,
Ты – спешишь скрывать.

Я – лишь половина, -
Ты тому виной…
Развела стремина
Мир передо мной.

Не пойду с повинной,
Боли не тая…-
Ты ведь - половина…
Черная моя!

*

Черный форд летел по узкой горной трассе, словно серна – легкий, глянцево-броский, вызывающий. Молодой парень легко вращал руль, преодолевая лабиринты серпантина. Он вырос в этих краях, а дорогу знал еще с детства, как пять пяльцев. Сначала он преодолевал ее на велосипеде, позже его сменил мопед, старенький потрепанный мустанг, почтенный кадиллак, а вот сейчас – новенький урчащий друг. Рассмеявшись от чувства непередаваемой свободы, молодости и ветра в ушах, он в очередной раз вывернул рулевое колесо, вводя машину в крутой вираж.

Визг тормозов, грохот, страшный скрежет металла по асфальту смешались воедино. Машина взмыла вверх, перевернулась несколько раз в воздухе – и грохнулась с немыслимой высоты в пропасть. Через мгновения раздался глухой, резкий удар. То, что было человеком, багрово-красной пеной вытекало из разбитого лобового стекла, прижатого к каменистому дну каньона. Но и этим останкам не суждено было впитаться в раскаленную землю – раздался взрыв, поглотив и металл, и плоть.

Рослый светловолосый мужчина, сидевший на каменном уступе, наблюдал за этим, словно оператор – внимательно, то так, то сяк поворачивая голову, изучая ракурсы и детали. Увидев окончательную картинку, он расхохотался, взъерошил светло-пепельную шевелюру, и легко оторвался от земли. Поднявшись в воздух, он развел в стороны руки, поднял голову к солнцу – и победный крик эхом отразился в стенах каньона. Максимильян был доволен. Сюрприз другу Грегору удался наславу. Что ни говори, но даже для демона День рождения – это праздник, пусть и отмечается раз в сто лет.

Выразив удовольствие результатом своего утреннего труда, демон еще раз окинул глазами место аварии – и его фигура исчезла, словно растворившись в дыму от догоравшего автомобиля.
Часом спустя он уже стоял здесь с толпой себе подобных, оживленно жестикулируя и рассказывая подробности. Светло-серые глаза – настолько светлые, что зрачки выделялись, как у хищной птицы, щурились от удовольствия. Гибкое, мощное тело, черная рубашка, черные брюки эффектно оттеняли платиново-пепельную шевелюру, чуть развевающуюся на ветру.

Макс никогда не был красавцем, но ни одна демоница не могла пройти мимо, не свернув на него шею, и он не отказывал себе, досыта упиваясь тщеславием, ибо очередной порок только добавлял рангов к его адскому званию. А еще Макс любил лесные озера – крохотные, напрочь заросшие кувшинками, с обязательными ветвями, падающими в зеленоватую прибрежную воду, тихие, теплые. Там он и проводил редкие свободные минуты, отдыхая от всего – от работы, от имиджа, от друзей, даже от себя самого. Там пять столетий тому он и встретил ЕЕ.
Сначала он стоял, как завороженный, глядя на тонкое тело, рассекавшее прозрачную воду. Она резвилась в воде, как ребенок, хохоча, тыкаясь личиком в широкие листья кувшинок. Наконец, незнакомка подплыла к берегу. Тонкая белая ткань обрисовала женственное, нежное тело, лишенное девичьей неуклюжести и вобравшее в себя все мыслимые и немыслимые сплетения грации, стати и красоты. И тут… Взметая брызги воды, раскрылись, встряхиваясь, два огромных, серебристых крыла… Ангел…

Пять столетий… Только подумать – пять столетий скрывать, прятаться, оправдывать самого себя… Оправдывать? Ну уж нет, скорее, наоборот – корить, линчевать.. Или же нет? Макс совсем запутался.

Иногда он злился, пытался порвать все, расставить точки над «і” – исчезал на десяток лет, носился по миру, и тогда его деяния достигали апогея, их последствия даровали усладу самому Падшему, а проклятия и стоны возносились к небесам, призывая привлечь демона к ответу. Получив очередную порцию регалий и наград, он притихал, начинал хандрить – и снова летел к озеру. Только там, глядя в прозрачные, вишнево-карие глаза, чуть касаясь широкой мозолистой ладонью темных завитков волос Оливии, он проклинал себя, свои деяния, свое происхождение – да и ее заодно.

Оливия… Лив… Жизнь… Его жизнь. Та сила, которая не позволила ему довести получекнутого Саддама до третьей мировой. А столетиями ранее эта же сила заставила одноглазого старика не пойти на поводу у своего тщеславия и оставить Москву… Ведь стоило ему поднажать, пошептать на ушко пару лишних фраз – и его полутораметровый любимчик был бы на гребне славы. А вчера? Только вчера он отступил от третьего смертника, который так и не сел в самолет, взорвав себя в какой-то лесной хибаре. Лив… Скольким же смертным ты даровала жизнь одной своей улыбкой?
Оливия знала, кто он такой. Знала с того самого дня, когда он вышел из зарослей и остановился перед ней, бесстыдно рассматривая её тело, светившееся сквозь мокрую ткань – рослый, черный, мрачный.

Стоял и смотрел. А потом вошел в озеро (чай не святой – ноги пришлось замочить), пробрался сквозь заросли водорослей – пока вода не достигла шеи – и, наконец, достиг своей цели.
Через минуту он уже стоял перед ней, мокрый, облепленный зелеными нитями водорослей, и протягивал ей то, ради чего проделал все это – недавно распустившуюся белоснежную водяную лилию. Сколько дней он наблюдал за тем, как формировался чудный бутон, набирал силу, белел, открывались первые лепестки – и вот своей рукой загубил, только ради того, чтобы даровать цветок самой прекрасной из стана врагов своих. Ангелу.

Пять столетий… Пять дней. Пять минут боли, отчаяния и желание повернуть все вспять, оказаться хоть на миг в одном стане – пусть даже смертных. Именно сегодня истекает пять столетий, как в его жизнь ворвался, трепеща серебристыми крыльями, его Ангел. Его Лив. Его жизнь.

Потому и спешил он ото всех к тому самому озеру, чудом сохранившемуся в черноте деяний людских, чтобы увидеть ее. Тем более, что в озере набирал силу белоснежный цветок, обещавший раскрыться этой самой ночью. Он любил свою Лив – и ничего не требовал взамен. Плотские утехи принимал с отвращением от демониц, или смертных, купившихся на его стройный стан и роскошные пепельно-платиновые волосы. Но перед глазами в такие минуты стояло лишь одно лицо – прозрачно-светлое, с глубокими вишнево-карими глазами, длинными ресницами, пухлыми темными губами, обрамленное завитками темных волос, чуть скрывающих брови вразлет. Его рука, ласкавшая костлявое тело модели, продавшей душу господину за быстротечную десятилетнюю карьеру и платившая его подданным, или упитанную дородную тушку оперной дивы, таким же образом сохранившей голос после неудачной операции, делала это почти автоматически… без души… если только можно было назвать душой тот черный сгусток энергии, который поддерживал его оболочку. А он хотел обнимать ее. Ее тело. И ему было наплевать, что она не отвечает общепринятым нынче стандартам земной красоты, что у ее глаз поселилась легкая сеточка первых морщинок. Она ведь была младше его на семь столетий… Девочка… Его девочка.

- Сегодняшний день определённо удался! - Грегор был доволен, щуря чёрные, как южная ночь, глаза. Его злорадный смех раскатывался по каньону, и от этого грохота вниз по обрывам бежали камни.

Макс улыбался, но мысли его были уже далеко от этой выходки. Они стремились на озеро, к той, которая так полно властвовала над его сердцем и разумом.

Демон поднял глаза к небу. Близился вечер. Сославшись на дела, он раскинул чёрные перепончатые крылья и в один взмах преодолел высоту от дна каньона к краю обрыва, с которого слетел несчастный парень. Скорее. Она придёт сегодня.

Сверху земля казалась пёстрым одеялом с рассыпавшимся по нему, снующими туда-сюда людишками-муравьями. Макс усмехнулся: наверняка кого-то из них сегодня заберут в Ад. Впрочем, этому еще могут помешать - те, кто так же, как и его Лив, носит за плечами белоснежные крылья...
Оливия… как музыка, как звон серебряных колокольчиков, как плеск воды. Демон любил повторять это имя, и когда этот звук касался слуха, казалось, его возлюбленная незримо была рядом…

Наконец он прибыл на место, самое светлое и красивое на земном шаре, знакомое ему вдоль и поперёк.

@темы: *KGB*, *Zlaya*, Цикл новелл "Ангелы", Драма, Ориджинал, Романтика

Comments

[***Орден Падших***]

В огонь летят календари,
На год, на два, на три расстаться.
Я не просил тебя: «Гори!» -
Сама решила ты остаться.

Летят листы календаря,
Зима меняет снегом осень.
Я знаю точно: все не зря.
Но кто тебя об этом спросит?

Меня понять – не нужен суд.
Мне каждый грех – на эполеты.
Тебя к ответу призовут…
Из-за меня. Тебя. К ответу.

Я это знаю, знаешь ты.
Но мне плевать на все каноны.
Я сам за нами жег мосты…
За эту ночь, дыханье, стоны…

И снова тлеет календарь.
Я жду тебя сегодня ночью…
И ты придешь ко мне, как встарь –
И вновь… остаться ты захочешь.

*

Макс привычно раздвинул ветви деревьев. Озеро, в прошлом – часть огромной водной системы, покрывавшей гектары болотистой местности, нынче было отгорожено от мира каменной стеной парка. Помнится, недавно вернувшись в эти края, он не узнал ровным счетом ничего, и с некоторым содроганием шел к тому самому месту, где было озеро, опасаясь, что увидит очередной железобетонный хлев, хлипкий памятник тому, что люди грозно именуют «урбанизацией». Судьба не стала бить лишний раз в спину – озеро было на месте. Обмелевшее, несколько изменившее очертания, но все еще живое. Правда, деревья на берегах поредели, с одной стороны вообще исчезли – зато появился удобный спуск к воде, выложенный плитами, а по краям расположились резные лавочки.

Макс ждал. Терпеливо, хотя терпение и не было его добродетелью. Он подошел к самой воде, опустился на корточки, глянул, словно в зеркало. На водной глади задрожал чуть размытый портрет высокого, бледного мужчины с пронзительными светлыми глазами, одетого в дорогую черную рубашку и черные брюки. Он чуть поднял голову, огляделся вокруг.

Сумерки опускались на тихие аллеи, погружались в полумрак могучие дубы и юные сосенки, украсившие песчаный южный берег озера. Демон поморщился, увидев, что вода немного замочила черные начищенные туфли, чуть отодвинулся – но не встал. Сейчас последний луч солнца коснется глади озера – и около него присядет на корточки женщина в белоснежном платье, такая земная, такая недоступная.

Макс ждал, и она пришла, осторожно ступая босыми ногами по прохладной траве. Остановилась в полутора метрах, у старого дерева с потрескавшейся, грубой корой.

Оливия наблюдала за Максимильяном, склонив голову на бок, закусив краешек губы, задумчиво улыбаясь. Эти встречи грозили ей изгнанием, и страх, особенно в первое время, когда она, крадучись, покидала в тайне ото всех райские сады, порой сковывал крылья. Однако озеро манило её снова и снова, обещая встречу с тем, кто с такой наглостью однажды вторгся на эту её территорию. Первая встреча… её смятение, которое всё же удалось скрыть, и бесстыжий взгляд его, пугающих своей пустотой, глаз, её едва прикрываемая нагота и его чёрная, физически ощущаемая недобрая сила... В тот день Оливия готовилась к бою, а вместо этого он достал для неё цветок.

Ангел сделала несколько лёгких шагов.

- Солнечный луч, как прощальный привет… и лета прошедшего память… и сколько б ни кануло призрачных лет… он в памяти не исчезает… - проговорила она, присаживаясь рядом с ним.

Макс улыбнулся, поворачиваясь к ней:
- Ну наконец!.. – он поднялся, подхватывая её на руки. – Я скучал, я так скучал…
Оливия засмеялась, ероша его волосы.
- Неужели так сильно?

Он серьёзно посмотрел на неё:
- Ты мне не веришь? – впрочем, Макс продержался не дольше полуминуты, и улыбка снова оживила суровые черты его лица. – Я очень скучал…

Её волосы пахли розами, едва уловимо, так знакомо. Этот запах не сводил с ума, уже не сводил. Он дарил покой.

Оливия провела ладонью по его лицу, нежно касаясь скул, подбородка, губ. Столько веков прошло, а прикосновения до сих пор обжигали, однако ей нравилось этот ощущение.

*

Она любила его, так горячо, так предано. С того самого момента, как белая лилия, протянутая им, оказалась в её руках. Почему не хватило сил отказаться? Оливия не знала. Она всего лишь раскрыла ладонь, и Максимильян сам вложил в неё цветок, коснувшись её тонких пальцев и оставив лёгкий след ожога. Он не уходил, прожигая ангела своим внимательным взглядом, так и не пытаясь заговорить. Оливия тоже молчала, не сводя глаз. Но, в отличие от него, ей было пора возвращаться, и демон не помешал ей.

Это была опасная встреча, и было глупостью не рассказать своим святым братьям о том, что ей грозила беда. Вот только Оливия не обмолвилась ни словом. Куда большей ошибкой было вернуться на озеро снова. И она совершила её.

- О чём ты задумалась? – Максимильян присел вместе с нею на лавочку.
- О нас.

Его глаза блеснули, и он крепче прижал её к себе.

Оливия улыбнулась: немало времени было затрачено на то, чтобы его прикосновения не оставляли розовых ожогов на её коже, которые могли насторожить святых родичей.

Она закрыла глаза, чувствуя себя рядом с Максимильяном такой защищённой... Даже от всевидящего ока своего Отца. За пять сотен лет никому из её стана не удавалось узнать о том, с кем коротает свою вечность ангел.

*

Вернувшись на озеро после первой встречи с Максом, Оливия не думала, что он будет там. На свой страх и риск спустилась она к воде и обмакнула кончики пальцев. Ангел любила это место и, вопреки опасности быть подкарауленной демонами, не могла отказаться от купаний. Эта простая, незатейливая радость дарила ей куда больше ощущение свободы, чем крылья, несущие её туда, куда бы она только захотела.

Девушка уже зашла в воду до колен, когда заходящее солнце закрыла тень. Она обернулась и увидела, как на берег, раскрыв два невероятно огромных крыла, опустился демон. Сердце Оливии замерло. Он был велик и грозен, и осознание его мощи невероятно испугало её. Что, если сё же была ловушка? Но в светлых глазах гостя она не прочла ни злобы, ни коварства.

- Я ждал тебя тогда, - вдруг произнёс Максимильян, словно прочитав её мысли.

Оливия встрепенулась.

- Да, - продолжал он, - я был уверен, что ты вернёшься. И я хотел увидеть тебя снова. Тысячи лет я мотался на земле и под землёй, видел немало чудес, но ты… ты была особенной.

Макс посмотрел на неё, обжигая поцелуем.

- А я не знала, возвращаться ли, - задумчиво проговорила Лив. – Мне было страшно. И любопытно.

Демон усмехнулся и промолчал.

*

Вторая встреча… ни одного сказанного слова. Только внимательные взгляды: её – изучающий, его – мрачно-восхищённый. Он боялся заговорить, боялся спугнуть её. Эта дивная, невиданная им прежде красота пленяла его: ни одна из самых видных красавиц-суккубов не могла сравниться с ангелом. Макс заговорил с нею много лет спустя. Он пришёл тогда злой и уставший. В стычке с ангелами погибли несколько лучших подручных, и это поражение больно ударило по его самолюбию. Макс рвал и метал: хищные светлые глаза горели недобрым огнём.

Оливия сидела на берегу, обняв колени, и рассматривала тёмную гладь озера. Её светлую фигурку демон увидел издалека и камнем рухнул рядом, встряхивая крылья:

- Отдайся мне.

Испуг в её глазах было сложно описать. Ангел вскочила, мотнув головой:
- Нет.

- Твои собратья лишили меня лучших помощников. Неужели я не достоин компенсации?

Девушка сделала шаг назад, раскинув белоснежные крылья.

Макс, ухмыляясь, смотрел на неё, и вдруг яркая, как вспышка молнии, мысль пронзила его обозлённый рассудок: «Она сейчас уйдёт и никогда не вернётся!»

- Постой… я… не хотел… я… - он терялся в словах, проклиная себя за несдержанность. – Ты ни в чём не виновата…

Ангел же смотрела на него, и сожаление светилось в её глазах. Макс не мог вынести этого. Столько лет он ждал, когда она привыкнет к нему, а теперь сам же перечеркнул все свои труды. Эта девушка была нужна ему, он ждал этих встреч в мучительном томлении и страхе: вдруг однажды она не придёт…

Зачем скрывать и прятаться от себя самого? Ему было так хорошо, так уютно сидеть с нею на берегу этого озера на расстоянии нескольких метров друг от друга и просто молчать. Он любовался ею, но вскоре этого стало мало. Демон захотел большего: ангел должен был принадлежать ему, и за это он готов был отдать всё, что угодно.

Она сводила с ума своей красотой, невинностью – и недоступностью. Светлая и воздушная, она бесстрашно садилась к нему на колени, уютно устраивалась в кольце знакомых рук, перебирала жесткие светлые волосы, мурлыкая, как котенок. Ей было неведомо, какой силы огонь вспыхивает в нём при одном взгляде на её губы, грудь, руки. Да, именно… он обожал её руки, столь тонкие и изящные, и ему до безумия хотелось касаться их, целовать.

*

Макс сжал ладошку Лив в своей, и ангел, слегка улыбнувшись, посмотрела на него. Она тоже помнила каждый совместно прожитый час. И в особенности тот, когда рухнули последние рубежи её обороны.

[***Орден Падших***]

*

Оливия выходила из воды, на ходу выжимая каштановые косы. В тот вечер Макс опаздывал, и она решила искупаться, пока его не было. В присутствии демона ангел не позволяла себе такой радости – слишком хорошо она помнила, каким взглядом смотрел он в день их первой встречи на мокрое платье, бесстыдно облепившее статное, стройное тело… А Макс появился точно так же внезапно, и так же, как тогда, из воды вынырнула ангел, и белая ткань платья словно растворилась, не оставляя никакого простора фантазии демона. Лив была, как на ладони, разгорячённая купанием и волнующая.

Максимильян в упор смотрел на неё, сглатывая. Что-то тёмное мелькнуло в светлых глазах, не ускользнув от внимания Оливии. Она застыла, ожидая, что будет дальше. Девушка не думала уходить. Слишком часто ей приходилось ловиться на себе странные, задумчивые взгляды демона. Слишком много она думала о нем. Слишком часто ей не хватало теплого, уютного кольца его рук.

Он шагнул ей навстречу, остановился, наблюдая за реакцией, страшась лишним вздохом, жестом спугнуть, отвернуть. Но даже разум демона не подвластен той силе, которая заставила его приходить к этому озеру пять сотен лет… Максимильян подошёл вплотную, проводя кончиками пальцев по личику девушки, с которого прозрачными каплями сбегала озёрная вода. Ангел почувствовала его руку, скользнувшую по её спине, ягодицам. Оливия отстранилась, но не для того, чтобы, воспылав праведным гневом, немедленно уйти, а для того, чтобы стянуть со своих плеч платье и бросить у его ног.

Стояла тёплая летняя ночь, озеро поблёскивало в лунном свете… Оливия видела восхищённый взгляд Максимильяна, рассматривавшего её обнажённое тело. Светлые глаза потемнели, затуманились. Демон чуть опустил ресницы – и замер… Он ждал… И – о Боже – верх распутства и бесстыдства, она подошла к нему и трясущимися пальцами стала расстегивать пуговицы на его рубашке. И тут он подхватил её…

По-началу было страшно. Разум Оливии еще сохранял связь с реальностью, прокручивая в сотый раз знакомые, важные, неизменные – но с каждой секундой отдалявшиеся устои. Заветы Отца… святые обеты… Будь чиста… Непорочна… Чиста…

А потом всё утратило смысл. Были только горячие поцелуи и бесстыдные ласки, полувздохи и полувсхлипы удивления и восторга. Максимильян владел её телом полно и безраздельно, заставляя забыть о том, какова цена падения… Его желание передалось ей мгновенно, и пламя грешной, запретной страсти охватило её с головой. Теперь некуда было отступать - она не могла сбежать, даже если бы он позволил ей.

Лив царапала его спину, извиваясь и теснее прижимаясь к нему. Хотелось большего… хотелось, чтобы он был чуть глубже, чуть сильнее… Она вскрикивала его имя, и Макс сходил с ума от звука этого сладкого, ставшего ещё более любимым с этой появившейся чуть уловимой хрипотцой голоса…

Два тела тесно сплелись в едином движении, столь же древнем, как мир или они сами… Два сердца – единый ритм, единый стук. Двое настолько разных – дочь неба и сын преисподней встретились на одинаково родной для них земле на берегу лесного озера…


Рассвет коснулся их первыми солнечными лучами. Макс спал, положив голову на её живот, обнимая её. Оливия шевельнулась, и он встрепенулся. В его глазах светилась… любовь? Или всё же торжество? Лив опустила взгляд, но Максимильян приподнял её подбородок, нежно целуя в припухшие губы.

- Мне нужно идти, - прошептала она, и сердце тревожно забилось.

В тот раз Лив купалась дольше обычного, и Макс понимал: она должна была смыть его запах…

Девушка выпорхнул из воды и стала одеваться. Макс сидел на земле, наблюдая за нею. Оливия надела платье и села рядом. Нужно было уходить, но всё же время ещё было…

Максимильян положил руку на её колено и повёл вверх, улыбаясь. Однако лицо демона, с которого, казалось, никогда не сходила ироничная усмешка, внезапно стало серьёзным, и он посмотрел на то, что насторожило его. Под пальцами алели чуть заметные бороздки шрама, точная копия его мощного перепончатого крыла, сокрытого от глаз смертных, да и самой Лив – клеймо, появившееся на её теле после того, как она пала с ним…Клеймо, которое до конца ее дней должно было напоминать об этой ночи и ее грехе…

Только она… Одна… Ибо Максу такая ночь даровала еще одну регалию, за падение непорочной души. Только отчего же он прятал глаза, стыдясь и своих черных крыльев, и многочисленных наград. Оливия поймала его взгляд, накрыла его ладонь своею:

- Я знаю, что ты не хотел моего падения… ты хотел того же, что и я – любить, как смертные… Никто ничего не узнает…

Макс сглотнул, на секунду отвернулся, уставившись хищными глазами на багровый солнечный диск, после чего уже спокойно взглянул на ангела:

- Пусть твой отец судит меня за это – но ты права… Я не думал о падении.

*

Эти воспоминания так живо возникли в памяти, что Оливия невольно подумала, что они вернулись в прошлое.
- Я ни о чём не жалею, - произнесла она, и демон кивнул.

Он с ухмылкой, которая уже не вводила в заблуждение ангела, провел рукой по ее бедру - и замер... От былого сарказма в глазах не осталось и следа. Шрам... Столько времени прошло с того дня, но он продолжал алеть так, будто появился минуту назад. Уж не потому ли не таял он, что грех падения повторялся затем снова и снова?.. Без раскаяния, без сожаления.

Сколько я могла потерять?
Пару крыл? Ерунда! Что за горе?
Я теряла доверье Отца
И свой стыд. Свою честь. И не боле.

Я решилась, и кто ж виноват,
Что ты чёрен, как серное море?
Я к ногам твоим бросила стать,
Благодать, свою жизнь... И не боле.

Лив вдруг соскочила с его колен, быстрым шагом направившись к кромке воды. Макс неохотно встал, направляясь за нею: стоило ангелу выпорхнуть из его объятий, он почувствовал себя одиноко.

Девушка стояла и смотрела на поблёскивавшую в свете взошедшей луны озёрную гладь. Там, белея нежными лепестками, пока ещё собранными в бутон, покачивалась на чуть дрожащей воде лилия.

- Она распустится завтра, - Макс обнял Оливию, целуя в нежную шею, проводя языком по гладкой коже. - Ты придёшь?..
- Да, - ангел повернулась к нему лицом. - И останусь до самого утра. А сейчас мне пора возвращаться.

В её голосе слышалось сожаление. Ей не хотелось уходить, ей хотелось остаться здесь, с ним, и гореть, задыхаясь от жара, в крепких, тесных объятиях, до тех пор, пока первый луч солнца не коснётся земли.

- Я буду ждать, - Макс продолжал держать её ладошку, но пальцы, словно птица, уже выскальзывали на волю.

Она подошла к старому развесистому дубу, затем слегка наклонила голову, из-за хрупких плеч взметнулись два белоснежных крыла.

Макс поднял глаза к небу. Там, в тёмной синеве, ярко вспыхнула и исчезла звезда.

*

[***Орден Падших***]

Я просил тебя: ПОВЕРЬ!
Ты поверила. Напрасно.
Я кричал тебе: Я ЗВЕРЬ!
Ты смеялась: «Безопасный»

Я ворчал: НЕ БЫТЬ С ТОБОЙ –
Ты с улыбкой обнимала.
Я бросался с ходу В БОЙ –
Ты согласия искала.

Я пытался БЫТЬ ДОБРЕЙ –
Ты улыбкой подбодряла.
Ненавидел я ЛЮДЕЙ –
Ты их нежно охраняла.

Я смеялся НАД СОБОЙ –
Ты вздыхала, но терпела.
Я швырял врагов В ОТБОЙ –
Ты им реквием пропела.

Я чернее СТА НОЧЕЙ –
Ты мне свет свой отдавала.
Я твердил, что я НИЧЕЙ –
Ты СВОИМ меня назвала.

*

Как есть пророк в истинном отечестве, так и среди ангелов есть истинные, ревностные хранители своей веры и традиций. Таковой была Галлина, любимица Отца, истинная сестра и Хранитель.

В своей жизни она прошла через многое, и даже нынче было страшно и больно вспоминать, что испытало тело человеческое, в коем обитал ее дух. Но невероятная внутренняя воля, вера и стремление привести к Отцу других достигло невероятных высот, ее заметили, и в последний момент людского пути девять граммов силы, сознания и любви, выпорхнув из бренных останков, обрели крылья. Она стала Ангелом.

Лив любила ее, хотя и опасалась. В нынешнем состоянии сложно было не опасаться кого-либо, ведь любой неосторожный вздох, шаг, мысль могли выдать то, что хранилось в самых темных уголках сознания вот уже пять столетий.

Демонов Галлина ненавидела, хотя сложно было даже представить, как совмещалось это чувство с ее вселенской, всепрощающей любовью. Демоны унесли жизни пятерых братьев, троих излюбленных сестер. Демоны обратили в прах ее старания разрешить миром конфликт в Боснии, демоны изгнали ее посланников из черного континента. Потому сами их имена вызывали у ангела негатив - болезненно сжатые губы да недобрые искорки в прозрачно-голубых глазах.

А еще Галлина обладала невероятным даром, который получал редкий ангел. Она почти физически ощущала любое присутствие зла. Потому и старалась Оливия, вернувшись после свидание с демоном, проскользнуть мимо, не коснувшись даже дыханием своим Хранительницы. Галлина это заметила давно, еще с того дня, как по возвращении из отлучки Лив отказалась пропеть вечерний гимн, сославшись на усталость. В усталость Галлина не верила. Ибо знала: добрые дела дарят тепло и покой.

Галлина обладала редким, жестким умом, который отличает прирожденного лидера от нерадивого правдолюбца. Она давно переступила черту, когда те или иные решения ее диктовались под влиянием сиюминутной жалости, робости или желания дать второй шанс. Слишком много воды утекло с тех пор, как ее, юную светлокрылую деву, обманул близкий друг, не оправдав доверия, не покаявшись перед Отцом. Нынче этот друг носил черное одеяние да творил злые дела где-то на Востоке. Они не виделись ни разу за десять веков. Но до сих пор ангел корила себя: может, ее вина в том, что дала она время, возможность исправить все, не пошла за советом к Отцу? Вот и потерял их легион сильного бойца, она, Галлина, друга, а мир - добрую сущность. В выигрыше остался лишь тот, чье имя не упоминалось среди ангелов даже в самую горькую смуту.

Потому и не покидала ее тревога за Оливию, прекрасного чернокудрого ангела, Оливию, которую сам Отец семь столетий тому поручил ее заботам. Лив. Ее дорогое дитя. Ангел, который сумел достичь невероятных высот в их праведном деле. Ангел, не купившийся на посулы зла, выдержавший десятки испытаний, искушений. Все ли?

Этот вопрос мучил Галлину последние три столетия. Слишком переменчивым стал характер Лив. Слишком часто улыбалась она каким-то мыслям, ведомым только ей одной, сокрытым от братьев и сестер ее. И Галлина, переступив через свои принципы, послала трех своих любимиц, соек, сопровождать Лив в ее земных странствиях. Сегодня вечером птицы вернулись к ангелу. Потому и молчала Великая Хранительница, не вышла она и к вечернему гимну, не коснулась золотой арфы холеной рукой. На ее душу возлагалась ответственность, коей не бывало за последние столетия. Прошлое вернулось.

Перед глазами стояло лицо падшего брата, его прощальный взгляд, и против воли мысли возвращались к Лив. Не дай! Господи! Не дай ей пасть! Не дай!

Поздно. Она сама понимала: слишком поздно. Такое падение, даже не грех со смертным, который она могла бы простить, взять на свою совесть часть грязи и боли, не выдать Всевышнему. Но не это. Голубые глаза налились стальным блеском . Она не могла допустить этого еще раз. Она не даст шанса. Она не сможет простить.

*

Лив вошла в Райские чертоги, смиренно склонив голову и произнеся молитву.

Рай, такой светлый, такой желанный для тех праведников, которым покровительствовали её Отец, братья и сёстры. Оливия вспомнила старый женский монастырь, в котором она часто бывала вместе с Галлиной, и где та под суровыми каменными сводами учила её смирению. Тогда Лив с благоговением наблюдала за монахинями, изо дня в день проповедовавшими отказ от соблазнов бренного мира. А теперь?

Теперь она тоже посещала то место, только не для того, чтобы молиться с сёстрами обители, а для того, чтобы, уединившись в густых аллеях монастырского сада, вдалеке от чужих глаз, думать о том, кто ждёт её.

Максимильян. Её проклятие, ей самый величайший дар. Какие же глупенькие все эти женщины, запершие себя в глухих кельях и ни разу не испытавшие за свою короткую человеческую жизнь того, что зовётся любовью! А ещё эти смертные могут рожать детей, прелестных малюток, которым Лив столь часто бывала приставлена в качестве Хранительницы.

- Я ждала тебя, Оливия, - голос Галлины вывел её из раздумий.
- Здравствуй, дорогая, - ангел почтительно поклонилась, отводя глаза.
- Где ты была?
- Я была у подопечной, - тихо сказала Лив, даже не моргнув.

Галлина внимательно посмотрела на неё:
- Ложь.

Рай родной теперь далёкий.
Дом - не дом. И кров - не кров.
Я к тебе хочу, мой милый,
Крылев чёрных под покров.

Ни садов прохлады вешней,
Ни созвучья сладких лир
Мне не нужно. Мне всё чуждо.
Скушен этот светлый мир.

Места нет здесь мне как падшей,
Не простят мою любовь...
Только губы как молитву
Твоё имя шепчут вновь.

Оливия стояла, будто громом поражённая. При одном взгляде на Галлину она поняла, что той известно все, изворачиваться и лгать было абсолютно бессмысленно. Ангел исподлобья смотрела на свою наставницу, ожидая, что та ещё ей скажет.

- Ты пала, дева, - Хранительница отвела взгляд куда-то вдаль, где сквозь полупрозрачные белые валы облаков пробивался в Райские чертоги не солнечный, но божественный свет. Красота его не поддавалась описанию: чистый, с лёгким оттенком голубизны, он наполнял собою здешние места – зримое олицетворение славы Господней и его присутствия. Этот свет согревал, излечивал раненых воинов Святого воинства, он же давал силу ангельским крыльям, вселяя в ангелов особый трепет и благоговение перед миссией, которую они несли людям: творить добро во имя Отца.

Оливия проследила за взглядом Галлины и молчала, зная, что каждое неверно обронённое слово может навлечь нею беду. Впрочем, на что она надеялась? На то, что Галлина выслушает её, поймёт и прикроет перед остальными? Не бывать такому. Не бывать.

- Ты пала так низко, что только Люцифер может похвастаться тем, что превзошёл тебя, - холодно отчеканила наставница, и Оливия вздрогнула, услышав из непорочных уст давно затабуированное в Раю имя. Оно эхом пронеслось под белокаменными сводами, задрожало под куполами и застыло во вновь воцарившемся молчании.

Лив сглотнула, зябко ежа плечи. Хотелось думать, что всё это – ошибка, что она всего лишь увлеклась мыслями о том, что будет, если однажды её раскроют… да, именно так, сейчас она очнётся, а Максимильян привычно коснётся, полусонный, её лба губами и прошепчет, что всё хорошо и он рядом…

Но ничего этого не произошло. Оливия стояла перед своей наставницей, которая знала о её грехе и объявила ей об этом.

- Что меня ждёт? – наконец спросила она.

- Ты же знаешь, кто такой Люцифер? – Галлина не ответила на её вопрос. Ей было больно, отчаянно больно оттого, что она не смогла уберечь свою любимую подопечную. Горечь скопилась в сердце вязким, тёмным сгустком. Ангел любила Оливию всею душою, но… Закон велел не помнить о привязанности, если на кону стоят заветы Отца.

- Зачем ты спрашиваешь о Нём?

- Ты пала с одним из худших его сыновей, - глаза Галлины блеснули. – И ты не просто пала. Ты предала всех нас, Оливия, и понесёшь наказание.

Лив опустила голову и тихо спросила:
- Как ты узнала?

- Я чувствую чёрную силу, Оливия, так, как никто не чует. Жизнь научила меня этому. И я не могу скрывать от наших сестёр и братьев то, что ты совершила. Я созову Совет, на котором тебе вынесут приговор.

- Но как ты докажешь моё падение? – вдруг промолвила Лив. – Твоё чутьё – только твоё, и даже мне его удавалось обманывать, что уж говорить об остальных. Я не признаю свою вину, Галлина. Потому что я люблю его! – голос сорвался на крик, и она испугалась сама себя. Отчаяние - плохой советник, но часто является самым верным гостем в тяжёлой ситуации.

- Замолчи, Оливия, - Галлина взмахнула рукой, и вместо террасы они оказались в просторном зале с высоким потолком, без стен.

Девушки по-прежнему стояли друг напротив друга, но теперь не одни.

[***Орден Падших***]

Оливия осмотрелась: вокруг плотными рядами стояли лучшие из сыновей и дочерей Божьих, а в конце длинного зала, на возвышении, стоял стол, за которым на тронах восседали архангелы. Холодок пробежал по спине, задрожал на кончиках перьев, горло перехватил спазм. Она готова была провалиться на месте, лишь бы не видеть этих внимательных глаз, взиравших на неё с немым осуждением. А ведь они ещё не знали, что ей вменяется в вину!

Галлина направилась к архангелам, почтенно склонив голову, вознося неслышные молитвы. Она подошла к столу и обернулась:

- Братья и сёстры, благодарю, что вы собрались здесь по моему первому зову. Я не взяла на себя ответственность решать этот вопрос самостоятельно, ибо касается он всех нас.

Она обвела голубым взглядом собравшихся, и, наконец, остановила его на Оливии.

Лив лишь закрыла глаза, глубоко вздыхая и моля о помощи и силах… вот только кого?..

А Галлина говорила о том, как это страшно – совершить грех и как это сказывается на силе Господа. Её речь была полна благих мыслей, доводы лишены изъянов…

Оливия не слушала её. Слова смешались в неразборчивый шум в висках, и только редкие из них достигали сознания: «пала», «враг», «измена», «грех», «падение», «падшая»… Опустив глаза в пол, боялась поднять их на братьев и сестёр… Кожей чувствовала, как меняются их лица, и постепенно из общей канвы повествования вырисовываются те подробности, о которых именно сейчас хотелось просто забыть.

-… И преступление это тем более ужасно, что связано оно с демоном!

Удивлённый вздох разнёсся вокруг, и Оливия опустила плечи: «Всё кончено…» Если бы сейчас она могла понять, что чувствовала. Наверное, только холод, растекающийся по всему телу от заледеневших босых ног, и одиночество – терпкое, едкое.

- Оливия в течение долгого времени обманывала нас, встречаясь тайно с одним из врагов. Она попрала заветы нашего братства, связав себя сладострастной связью с демоном! – громко произнесла Галлина, но её и так все хорошо слышали.

- Что?! – судьи разом поднялись с кресел.

- Я имею смелость утверждать, что Оливия совершила грехопадение не с простым смертным, а с демоном, - повторила Галлина, и глаза ее смотрели куда-то сквозь толпу. Она говорила, только мысли были так далеко – много веков назад, и она сама, чуть касаясь пальцами сухих губ тогда еще ангела, шептала, вырывая каждое слово кровавым клочком сердца: «Я не могу быть с тобой… прости…» Она сумела произнести это отречение… Чего это стоило – знала только сама, и лишь раз в году, в самую длинную ночь, забываясь беспокойным сном, слышала чуть хриплый, родной голос: «Я понимаю… Я не принуждаю тебя… Ты сделала выбор».

- Демон? Это был демон?! – прошелестело чуть слышно под самыми сводами. – Где это видано!

Лив молчала, не зная, что она может сказать в такой ситуации. Ужас сковал её разум и волю, но она нашла в себе силы наконец проговорить:
- Выслушайте.

- Что? – откликнулась Галлина.
- Выслушайте меня, - твёрже повторила Лив.

- Но что ты можешь сказать? – крикнул кто-то из толпы. – Разве что подтвердить то, в чём тебя обвиняют?

Оливия обернулась на этот голос. Александр, её старый товарищ, и, как она сама, воспитанник Галлины. Один из лучших воинов, немало демонов было на его счету: он не знал пощады, не знал сомнения.

Златокудрый юноша протолкнулся сквозь плотные ряды собравшихся.
- Не отрицай свой грех, падшая.

Последнее слово прозвучало из его уст хлёстко, как пощёчина. Оливия отпрянула, но Александр почти вплотную подошёл к ней и, обращаясь к собранию, начал говорить:

- Есть ли у нас хоть малейшее сомнение в том, что наша сестра Галлина может лгать? Я уверен, что ее дар неоднократно позволял нам выявить и ликвидировать зло, змеей проникшее в Небесные чертоги!

Оливия распахнула глаза: «Что он задумал? Неужели они схватили Максимильяна?!»

Александр смотрел на неё сверху вниз:
- Ты была мне сестрою и другом, я равнялся на тебя, а ты предала всех…

- Как ты можешь доказать то, что грех действительно имел место? – спросил один из архангелов. Брезгливые нотки в голосе говорившего словно расставляли точки в молчаливом приговоре: не нужны доказательства, не нужны оправдания. Сама тень, брошенная на репутацию Оливии, уже очернила её в глазах Высших…

- Я столько раз сходился в схватках с этими выродками, как и многие из здесь присутствующих, - убеждал Александр, почувствовав поддержку. – И каждый помнит, какие ожоги оставались на нашей коже после очередного боя. Так вот, если связь Оливии с демоном действительно имела место, то мы непременно найдём следы! – закончил он, и тихо, наклонившись к самом уху Лив, добавил: - Я видел, что твоя кожа порой красная местами. Ведь это следы его рук, а не сражений с внезапно встретившимися демонами?..

Оливия задохнулась, осознав услышанное. Как затравленный зверёк, смотрела она на Александра, словно взглядом умоляя опомниться и помочь ей. Однако ангел был непреклонен.

- Я настаиваю на том, чтобы Оливия здесь и сейчас обнажила своё тело! – воскликнул он.

Лив видела, как чуть дрогнули ресницы Галины при последнем заявлении. Наставница смотрела на свою подопечную, но ни тени сожаления не было в ее равнодушных глазах.

- Тогда пусть Оливия снимет одеяние и докажет или опровергнет вменяемое обвинение раз и навсегда! – воскликнула кто-то из стоявших дев.

Лив застыла. Нет, только не это. Она снова уставилась в пол, изучая его гладкую поверхность. Кто-то тронул её за плечо, и она инстинктивно отдернула его. Это была Галлина.

- Сними своё платье.

Её тон был холоден и безапелляционен.

- Нет, - пробормотала она, обнимая себя за плечи, словно защищаясь.

- Что нет?
- Я не сниму.

- Не упрямься, Оливия. Исполняй то, что тебе велено.
- Я не сниму это платье, - упрямо повторила девушка.

- Ты снимешь!
- Нет! – и Оливия бросилась бежать… вот только круг собравшихся был слишком тесно сомкнут, да её и не выпустили бы отсюда.

Девушка пыталась найти брешь, но чьи-то крепкие руки неизменно отталкивали её. Ангел попыталась распустить крылья, но воля Галины мешала этому.

Было отчаянно страшно и больно.

[***Орден Падших***]

Окончательно поддавшись горькому осознанию, что её уже ничто не спасёт, Лив попятилась в центр зала и стала снимать платье, стаскивая с плеч. Медленно, сотрясаясь от чувства позора и стыда… Наконец, платье упало возле её ног, и ангел осталась обнажённой. Густые чёрные кудри рассыпались по спине, спрятав маленькое, изящное тело, будто в плащ.
Молчание воцарилось в зале.

- Убери волосы, - произнёс Александр.

Оливия отрицательно замотала головой. Горячие, жгучие слёзы побежали из глаз. Руки дрожали, руки сомкнулись в кулаки, больно вонзаясь ногтями в нежную кожу. Девушка переминалась с ноги на ногу, плотно сжав колени.

Стыд.
Оливия сполна испытала, что это такое.

Стыд – это стоять нагой перед сотнями осуждающих глаз, ищущих доказательства того, что она действительно пала. Эти взгляды рассматривали её, даже ощупывали.

Галлина подошла к ней, протянула руку, собирая её волосы в хвост, окинула беглым, но внимательным взглядом грудь, живот, плечи, руки, спину…

- Что это? – вдруг спросил Александр, указывая на ноги Лив, и девушка, быстро нагнувшись, подняла с пола платье, прикрылась, прижимая его к бёдрам. Как за соломинку, хваталась она за последнюю, увы, несбыточную надежду на то, что шрам всё же не заметят…

- Что такое? – не поняла Галлина.

- Пусть покажет! – прикрикнул Александр, но Оливия только упрямо мотнула головой. Тогда он просто дёрнул на себя платье, и белая ткань, треснув, выскользнула из рук Оливии.

- Это же клеймо! – заявил Александр.

Галлина отшатнулась, и неописуемое отвращение читалось на её лице.

Оливия молчала, глядя куда-то поверх чужих голов. Слёзы продолжали течь по бледным щекам, капая с подбородка на идеально гладкий пол… И все смотрели на это, молча, осуждая.

Однако чаша унижения не была испита сполна: Оливию заставили подойти ближе к столу с присяжными и расставить ноги шире, чтобы выносящим вердикт было лучше видно наглядное свидетельство её греха.

А шрам в виде крыла горел, обжигая её, и ощущение это было сродни тому, как в первый день после его появления. Но тогда, кроме её и Максимильяна, метку никто не видел…
И ведь он мог уйти в тот же день, получив то, о чем давно мечтал… но он не оставил её. Любимый…

Вопреки внезапно наступившей головной боли, она чётко слышала каждый порицающий её голос, твердивший о самом строгом наказании за падение и предательство.

Лив закрыла глаза и судорожно вздохнула, чтобы не разрыдаться прямо здесь, на глазах у всех. Ей хотелось на озеро, к Максимиляьну, чтобы, свернувшись клубком на его коленях, забыть обо всём… хотелось под незримый покров его чёрных крыльев, чтобы спрятаться ото всех, скрыть свою бесстыдную наготу.

-… Таким образом, мы постановляем приговорить Оливию к заточению до скончания веков в наших чертогах, ибо считаем, что изгнание её с небес приведёт к принятию ею удела смертной и толкнёт в объятия этого демона!

Оливия подняла голову:

- Заточение?! Вы не можете так поступить! Лучше заберите крылья, бессмертие… но… да вам всем никогда не понять меня!.. Да, моя любовь отличается от вашей! Потому что я тоже любима! Потому что я счастлива таким счастьем, какого вам не изведать!.. Да разве вам объяснишь…

...Чьи-то сильные руки подхватили её, и в следующую минуту зал сменился глухими сырыми стенами… Перед тем, как дверь захлопнулась, ей в лицо было брошено платье из грубой шерсти. Наощупь она натянула его на себя и, забившись в угол, уже ни от кого не скрываясь, разрыдалась.

Слёзы душили её, она захлёбывалась в них. Тело сотрясала нещадная дрожь, которую было невозможно унять. Девушка улеглась на бок, поджав ноги к животу, прижимаясь щекой к каменному полу.

Стыд.
Позор.
Унижение.
Тюрьма.
Одиночество.
Так хочется оказаться рядом с ним...

[***Орден Падших***]

Что ж вы смотрите, братья, с укором?
Что ж вы, сёстры, опустили глаза?
Знаю, скользко змея отвращенья
В души ваши святые вползла.

Но не ждите, ведь я не раскаюсь.
В чём мне каяться? В том, что люблю?
Да, заветам я нашим не вняла:
Дух свой плотью безбожно гублю.

Только разве предательство это?
Я люблю и я светом полна!
Да, он воин, и вражеский ветер
Поднимает его два крыла.

Но с ним вместе давно я и знала,
Какой путь я себе избрала…
Но свой ангельский крест я исправно
По достоинству с честью несла.

И вам тут попрекнуть меня нечем,
Я спасала, кто вверен мне был.
И ничто тогда мне не мешало,
Даже пусть меня демон любил.

Да, любил! И любить продолжает.
И взаимность я в сердце храню.
Порицайте меня, изгоняйте –
Только я головы не склоню.

*
Максимильян сидел у озера. Время шло, и его бесило тупое, затянувшееся ожидание. Он ненавидел ждать! Просто ненавидел! Хотя… лучше уж сидеть вот тут и знать – она придет… Не может не прийти…

Неуловимое движение воздуха заставило его поднять голову. Великолепная белая лилия раскрыла бутон, подставляя нежные лепестки лунному свету – такому же загадочному, как она сама. Демон наклонился к воде, досадливо смахнул пылинки с темно-серой рубашки, чуть нахмурившись, рассматривал свое отражение. Глаза вспыхивали в темноте, равнодушно. Холодно. Этот взгляд пугал смертных, заставлял трепетать равных и убивал наповал врагов. Но не ее…

Он смочил руку, протер лицо. Легкий порыв ветра моментально охладил кожу, подарив редкое ощущение смертности. Усмехнувшись, Макс поднял глаза. То, что произошло в следующий миг, не смог бы объяснить никто.

Лилия изогнулась, будто невидимый раскаленный металл коснулся тонких одеяний, задрожала, обмякла. Вскочив, демон почти с ужасом наблюдал, как белоснежный цветок медленно погружается в воду, покачиваясь лоскутками лепестков, словно комок белой пряжи… Сцепив руки на груди, демон замер. Он понял знак, дарованный самой природой.

Лив не придет.
Ни сегодня, ни завтра, никогда.
Не придет – не по своей вине.
Она ответила.
За все.
За них двоих.
По их вине.
По его вине.

Черный крылья взмыли вверх, и отчаянный крик разорвал ночное небо. Не было ни слез, ни горлового спазма – только глухой, яростный рев, сносивший на своем пути стаи неосторожных ночных пичуг, распугивающий полчища летучих мышей… Так плакал демон.

Я что-то делаю не так…
Сначала - слишком осторожен,
Потом настойчивый дурак…
Твой выбор горек, мой - несложен.

Я что-то где-то упустил…
И провернулись вихрем годы…
Тебе еще хватает сил,
А я краду их у природы.

Я слишком глупо промолчал,
А надо было глотку в клочья!
Я не тебя… я их прощал…
А ты простить меня захочешь?

За то, что где-то был не тот.
За то клеймо, что загорелось…
За пять веков и этот год…
Простишь ли ты мою несмелость?

Моя цена – затертый грош…
Но не прошу ни грамма боле…
Я понимаю… Не придешь…
Но не по собственной же воле!

*

- Ну ты и загнул… Втюриться в ангела… - Грегор сидел на ветке поваленного дерева, жуя травинку. Глаза равнодушно обшаривали озеро, не замечая ни красоты заката, ни кувшинок, но серебряной водной глади. - Не обижайся, но все верно. Она пала, ты ее поимел, тебе – медаль, ее – в темницу. У каждого своя правда, да? - подмигнул он Максу.

Светловолосый демон стоял у кромки воды, вызывающе-спокойный, брезгливо морщась от слишком уж веселых пичуг, норовивших устроить вокруг него брачные игрища.

- Нет, я согласен, - продолжал Грегор. - Девчонка ничего так… Ну ангел… Ну, миленькая… И вообще, ты в своем стиле. Тормознулся на будущей Лауре, а мог заполучить Аврору… Хотя, это – дело вкуса, решать тебе.

- Ты поможешь мне?

- А могло быть иначе? – гибкий Грегор легко спрыгнул с дерева, на лету поймав одну из пичуг, нагло вертевшихся вокруг Макса. Поднял к самому лицу, чуть сжал губы, покачал головой – и раскрыл ладонь. – Собирайся, а я покудова разузнаю, где обитает твоя пассия. И, кстати, не обольщайся – с тебя еще одна авария. На этот раз - красную «Феррари».

- Грег… Хочу спросить. Ты когда-нибудь любил?

Демон удивленно уставился на друга, вопросительно подняв шелковистую черную бровь:

- С чего такие странные темы для разговоров?

- Очень просто. Я знаю тебя много веков. По сути, ты спас мою шкуру, и от тебя у меня секретов нет…

- Макс, оставим сентиментальные беседы на потом? – Грег усмехнулся уголками рта, чуть поежился от вечерней прохлады и поднял к небу черные глаза. – Там у нас будет возможность обдумать множественность значений слова «любовь». А у тебя лично – узнать, ошибался ли ты, выбирая этот путь.

*

Земля спала, по крайней мере – одной половиной. Демоны давно отказались от идеи понять значения слов «Утро» и «Вечер» - просто перемещались в ту точку земного шара, где солнце находилось в нужном положении. Собственно, чего ради – даже не задумывались. Может быть, из ностальгических соображений, а может – создать антураж для будущей проделки. Тем не менее, временной отсчет было удобно соблюдать – ведь глупые люди верили, что демоны приходят ночью, а приходить именно тогда, когда тебя ждут – знак, по крайней мере, хорошего тона. Потому и назначали встречи, указывая состояние солнца и место на земном шаре.

Максимильян примчался на озеро на рассвете. Он был зол, голоден и с трудом сдерживался, чтобы не укокошить к чертям всех обитателей близлежащего городка. Ждать пришлось недолго. Чуть прошелестел ветер, и у самой воды опустилась высокая, гибкая черная фигура.

Грегор оставался верен своему непонятному убеждению: демон должен быть черным. Он и был таким. В противовес эффектному Максу, обожавшему щеголеватые шмотки, Грег редко вылезал из глянцево-черного гольфа и брюк. Рядом с Максом он выглядел немного субтильно, но ощущение это было обманчивым. Светловолосый демон не раз видел, как сковывал тело друга панцирь мышц, когда дело требовало максимального физического напряжения.

- Значит, так… Сразу расставим точки над «і». Лезть в рай мне ну никак не хочется, потому – делаю это только ради тебя, и запомни – одно произнесенное слово или переданная мысль нас погубят, потому – молчи. И главное – следуй за мной, тщательно запоминая дорогу.

- Ты уверен, что мы сможем найти темницу?

- Не сомневаюсь. Ангелы слишком закостенелые в своих привычках, - невесело усмехнулся Грег, разворачивая черные крылья.

*

Макс покорно шел следом за Грегором. К его удивлению, демон великолепно ориентировался в райских лабиринтах. По крайней мере, он четко обходил охрану, показывал прямые пути и преспокойно отсиживался в тупиках, когда мимо пролетала белая крылатая братия.

В другое время такая осведомленность, по меньшей мере, насторожила бы Максимильяна – если не откровенно разозлила. Но сейчас вопросы были излишни. Он просто полностью положился на Грегора – и не прогадал. Гибкая черная фигура змеей проскальзывала в самую душу Небесных чертогов, спокойно, уверенно – словно воспитанник, возвращающийся в общежитие под утро знакомой тайной тропинкой.

За все время демоны не перекинулись ни словом, ни мыслью. Слишком опасно было – вокруг носились сотни ангелов, которым под силу услышать самый слабый крик о помощи, самую беззвучную мольбу, слетевшую с губ людских.

Ожидая, пока пройдут крылатые воины, Макс всматривался в смуглое лицо друга – знакомое, но впервые – словно чужое, и с удивлением отмечал неощутимое сходство между ним – и обитателями чертог. Это не был ни взгляд, ни черты, ни рисунок улыбки. Но глаза Грегора даже в своей черноте они не утратили какой-то невероятной глубины, присущей только… Лив?

Неизвестно, куда завели бы мысли Макса – а он охотно хватался за любую из них, только бы не зацикливаться на том, что чувствовал, не дрожать всем телом, как мальчишка, застигнутый на месте преступления, ожидая встречи. Он не знал, как его примет ангел… Ведь все это – его вина… И ничья более…

[***Орден Падших***]

*
Узкий коридор – казалось, и не в раю он вовсе, но в аду. Грегор почти сливался со стеной, впечатавшись ладонями в холодный камень. Макс шел за ним – шаг в шаг, пружинисто-медленно, по-кошачьи, так тихо – что слышал пульс в ушах. Дверца – крохотная, едва заметная в общей серокаменной массе. Рядом – два воина. Ангелы… Впервые Макс видел их не в пылу боя, не рассекая нежные тела раскаленным мечом, не ломая серебристо-лунные перья крыл…

Двое мужчин, высоких, таких, как он сам, хотя и пониже Грегора, хорошо сложенных, плечистых. Стоя в нише стены, он рассматривал лица – правильные, красивые черты, глубокие, ясные глаза. Тот, что стоял ближе – шатен с роскошными кудрями, носил на себе его метку… Макс мысленно чертыхнулся, увидев на белоснежном лбу ангела явный шрам в виде рваного крыла. Значит, сталкивались в бою…

Едва имя нечистого пронеслось в мозгу Максимильяна – ангел нахмурился, поднял голову, огляделся по сторонам. Но эта секундная заминка предоставила неплохую фору Грегору. Метнувшись через коридор, он ухитрился приблизиться на оставшиеся метры и оказаться за спинами охранников. Макс видел, как взметнулось черное крыло, срезая белые перья крылатого. Сорвавшись с места, он ловко свернул шею второму ангелу. Словно по волшебству, коридор заполонили белые фигуры.

Ангелы наступали, оттесняя демонов в сторону выхода. Максимильян в слепой ярости рвал белые крылья кривым адским клинком, холодно, безжалостно. Серые стены побагровели от крови, белые перья, как снег, застилали глаза. Отвратительный треск рвущейся плоти, особенно отчетливо слышимый в узком коридоре, еще много лет не давал покоя в страшных снах даже закаленному демону… Хруст… Стон… Боль… Смерть…

Краем глаза Макс видел, как ловко пробивается к нему Грегор. Провернувшись, демон легко разбросал горстку нападавших и стал у него за спиной. Даже в пылу боя Максимильяну бросилось в глаза, что друг выводит врагов из строя – но не убивает… Ладно… Расспросить потом будет возможность, а пока… Обломки очередного крыла, обагренные кровью, опустились у его ног. Еще один поверженный противник пал на каменный пол, честно выполнив свой ангельский долг – долг простого солдата, каких сотни в Чертогах, и чье имя будут помнить лишь пара-тройка братьев…

Хоть и двое было демонов, но каких… Макс издавна слыл яростным противником, но тут – превзошел сам себя. Поредели ряды защитников, и, хотя прибывали новые, появился тот шанс, который даже демонам дается лишь единожды.

- Макс! Не спи! Хватай девицу – и валим отсюда! – выдохнул почти в ухо Грегор, ловко выводя из строя очередного противника, ударяя рукояткой клинка точно над правым ухом.

- Справишься?

- А есть варианты? Не жди!

Не оглядываясь на сражающегося друга, Макс рванул к двери. Он знал – Грег справится. Направив всю свою ярость в единый клубок, швырнул его в сторону дверцы. Металл жалобно скрипнул, прогибаясь под мощью удара, часть стены рассыпалась, открывая достаточно таки большую дыру, куда без труда мог проникнуть демон… ну, или ангел.

*

Я не приду...но тебя не забуду.
В мыслях нежно тебя обниму,
Как и прежде любить тебя буду.
Мое сердце - тебе одному.

Надо мной суд затеяли правый,
Обвинила в измене родня...
Все за то, что иною любовью,
Чем велели любила... Тебя.

И не вняли мне, и не простили...
- Да возможно ли им объяснить!-
И, схватив, под замок посадили...
Будто я перестану любить!

Лив услышала звуки сражения, лишь когда оно было уже в самом разгаре: толстые стены темницы изолировали её от остального мира, пугая мучительной тишиной.

Пусть прошло немного времени с момента заточения, Оливия чувствовала, что угасает. Угасает, зная, что ей никогда не выбраться отсюда и не увидеть его, такого родного и любимого. Раньше ей казалось, что Максимильян – это половина её сердца, и только теперь она поняла – всё оно целиком принадлежит ему, его любви.

Неожиданно ангел встрепенулась. Подняла голову. Она ясно чувствовала присутствие зла в светлых чертогах. Что же это могло происходить?

Неясный гул и вскрики приближались к дверям темницы. Всё ближе и ближе, пока натиск недоброй, чёрной силы не проломил двери. В образовавшийся проём скользнула гибкая чёрная фигура. Она узнала её, несмотря на мрак помещения, в котором находилась.

Серо-стальные глаза Макса блеснули в темноте. Он пришёл. Пришёл за нею. Слёзы предательски задрожали на ресницах, и она, спешно поднимаясь с холодного каменного пола, на котором провела столько времени, бросилась к нему.

Максимильян прекрасно видел в темноте. Крохотная комнатушка, узкая и длинная, как пенал. Некое подобие лежанки из каменных плит, пара одеял… Он быстрым взглядом окинул обстановку. Просто потому, что побоялся сразу заглянуть в её глаза. Примет ли? Простит ли?

Тоненькие, холодные пальцы Оливии коснулись его подбородка, и демон всё понял.

- Ты пойдёшь? Ведь ты пойдёшь со мной? – быстро зашептал он, заключая её ладошки в свои и целуя их.

Оливия сглотнула, наблюдая за ним: грозный, чернее тучи демон, он предлагал ей уйти. Это значило одно: принять удел смертной. Она опустила ресницы, сосредоточившись на том, как обжигает босые ступни ледяной пол… Секундное раздумье, а Максимильяну показалось – вечность.

- Да. Я пойду за тобой.

И он, не дав опомниться, схватил её в охапку и бросился вон. Оливия вздохнула, набирая в лёгкие больше свежего воздуха: в застенках он был колючий и прогорклый…

*

Увидев друга, Грегор моментально расшвырял воинов света и рванул вперед, показывая кратчайший путь из Чертогов, известный редкому ангелу. Макс нахмурился, но молча несся плечо к плечу со своим провожатым.

Секунды, показавшиеся вечностью…
Сумашедшая скорость, когда все вокруг сливается в единый цветовой поток…
Врата… Далеко впереди – такие желанные – и ненавистные…
Золотистые своды облаков… лучи…
Солнце…

Грегор резко замедлил взмахи мощных крыльев. Тонкая морщинка прорезала смуглый лоб, глаза блеснули, и Макс отчетливо увидел, как выдержанный друг вздрогнул, лихорадочно осматриваясь вокруг. Только ему была ведома тайна, неизвестная всем остальным демонам. Только он знал, почему ни один из нечистых не возвращался отсюда живым… Солнце - великое животворящее светило - которое дарует радость всему, что имеет душу. Но не им - изнуренному боем Максу, обессилившей от ужаса и волнения ангелу, да и ему самому.

Черные глаза демона на миг остановились на предвестниках райских врат... ЗЕРКАЛА! Первый же луч, отраженный зеркалом рая, станет для него смертельным. И для Макса с Лив. Грегор оглянулся на друга, летевшего из последних сил, прижимая к сердцу самое дорогое, что у него было - ангела.

И демон принял решение - пусть самое болезненное, самое непонятное - и самое последнее в своей жизни. Обернувшись, он тормознул, пропустил Макса вперед - и завис в воздухе, раскрыв черные глянцевые крылья так, чтобы тень их полностью заслонила удалявшегося друга. Макс понял все, поняла это и Лив, увидев, как самая черная душа очищается от скверны в неповторимом порыве жертвы.

Луч света коснулся зеркала, словно полоска стали, резанул воздух - и достиг вороных перьев. Грег вздрогнул. Свет словно пронизывал его насквозь, алыми пятнами зарева изъедая крылья, руки, вспыхнули факелом черные волосы, развиваясь, словно огненная грива. И в последний раз взмахнув пылающими крыльями, демон с хохотом, подобным раскатам грома, выплевывал в лицо подоспевшим белым стражам свои прощальные слова:

- Что, крылатые? Не взяли? Не по зубам они вам? Не дано вам, слишком праведным и чистым, понять цену истиной любви! Но она того стоит!

И обгоревшее тело, разбрызгивая искры, с безумной высоты рухнуло вниз. По странному стечению обстоятельств, небесный огонь пощадил лицо демона, и если бы ангелы видели падающего врага ближе, ни на секунду не усомнились бы - он ни о чем не жалел, демон, в последние минуты жизни осознавший цену любви и согласившийся ее заплатить.

Галлина замерла… Казалось, ангел в одну секунду ослепла, оглохла и перестала чувствовать свое тело. По сути, так и было. Ее мир – правильный, праведный – рухнул в преисподнюю вместе с обугленным телом демона… Грегора… ангела… Тупо смотрела она вниз – туда, куда унесла жизнь тело единственного существа, которое она любила в этом высоком мире – но любила не как брата.

Ангел подняла голову, властным жестом остановила воинов:

- Достаточно… Она сделала свой выбор… Мы возвращаемся…
- Но… - Александр неуверенно подошел ближе к Старшей.
- Не спорь. Возвращаемся.

Галлина первая повернулась в сторону золотых врат. Ее лицо было невероятно спокойным. И пусть для подчиненных она всегда была верхом рассудительности и хладнокровия, но впервые за долгие годы все, что было написано у нее на лице и творилось в душе, совпадало до последней ноты. Оливия сделала то, что побоялась сделать она сама…

А Грегор… Он знал, что светловолосая ангел не станет преследовать беглецов, увидев его глаза – пусть и затуманенные дымкой смерти. Только так он спасал и друга, и ее саму – только так она могла поверить в то, что прощена… И Отцом, и Грегором, и самою собой.

Галлина возвращалась в чертоги, отмахнувшись от вопросов Александра и других братьев о том, почему велела прекратить погоню.

Грегор… его взгляд объяснил ей всё. Он помнил. Он не верил. Не верил в то, что она забыла.
И она помнила.
Помнила, проклиная себя за слабость.
Она была слишком умна, чтобы понять, кому адресовал Падший свои последние слова.
Она того стоит…

[***Орден Падших***]

*

Родная, прости – не успел осознать
Я цену, что ты заплатила.
Мне велено вечностью демоном стать –
И ты эту жизнь изменила.

Прости меня, ангел… Пусть падший теперь –
Я в горе и здравии рядом.
Закрыта на небо и в ад тебе дверь,
И смертность за веру в награду.

Прости меня, друг. То ли рай, то ли ад –
Кто примет сгоревшее тело?
Ты знал, что не будет дороги назад –
И шел на последнее дело.

Прости же, дружище – понять не успел…
Ты знал, что судьбою играешь.
Сгореть за любовь – это смертных удел,
Ты демон… а все же пылаешь.

По правую руку – стояла любовь,
От ангела, крыльев лишенной.
По левую – друг, в коем ангелов кровь –
Но демоном стать обреченный…

И я между падшими – чистое зло,
Но так ли страшна моя участь?
Я с ними навеки, и мне повезло –
А вы… Поищите получше!

*
Макс оглянулся в тот самый момент, когда Грэг уже был объят пламенем. Сердце демона сжалось, и он сильнее обнял любимую. Лив дрожала, прижимаясь к нему всем телом, уткнувшись в ворот его рубашки. Макс не сразу понял, что она плачет, но, когда ткань промокла от горячих слёз, вздох вырвался из его груди:

- Милая моя…

Девушка не верила тому, что произошло. Появление Макса, этот бой, чёрный демон, оставшийся погибать, чтобы спасти их… Погоня, сначала столь активная, но затем внезапно прекращённая… А ещё было очень больно, так больно, что хотелось кричать, орать в голос до хрипа и кровавой пены… Кожа на спине горела, и ощущение это было сродни тому, что её вспарывали раскалённым скальпелем. Казалось, будто кто-то методично выворачивает лопатки, ломает кости… Лив лишь крепче зажмурила глаза, но не в силах была остановить хлынувших слёз. Крепче обхватила шею Максимильяна, цепляясь за него их последних сил, сжимала зубы. И молчала.

А демон со скоростью падающей кометы нёсся к земле, подальше от небесных чертогов, причинивших столько боли его… близким?.. Незнакомое слово со столь понятным значением. Грег, прости. Прости и… спасибо. За дружбу, за преданность, за Лив. За жизнь.

Макс не знал, как быть теперь. Куда податься? В Ад? Нет, Оливия не сможет выжить там, даже после того, что произошло. На озеро? Нет, и туда они пока не вернуться – не в его силах было видеть пустые зелёные листья там, где должна была распуститься лилия… Да и Лив он не хотел этого показывать.

Демон кружил над землёю, баюкая на руках падшего ангела, шепча её имя и то, как он её любит. А Лив молчала, лишь изредка качаясь холодной ладошкой его щеки, будто говоря: «Всё хорошо… со мной всё хорошо…» А на самом деле, она не могла ему ответить, не могла разомкнуть губ, чтобы произнести хоть слово, когда хотелось вопить от невыносимой боли. Ставшие незримыми крылья исчезали совсем. Навсегда.

Наконец Макс нашёл песчаный пляж на каком-то забытом Богом и людьми острове посреди синего, бескрайнего океана. Лив почувствовала, как мягко он опустился на берег, и разжала объятия. Если бы демон не подхватил её, она упала бы навзничь, как сломанная кукла…

Горячий песок обжёг спину даже сквозь плотную ткань надетого на ней рубища. Оливия всхлипнула и перекатилась на живот. Макс испуганно смотрел на неё, застыв на мгновение.

- Лив, милая… - проговорил он, прочистив горло и склоняясь на ней. Коснулся спутавшихся волос, таких мягких и по-прежнему пахнувших розами…

Оливия лежала, раскинув руки, вонзая пальцы в песок. Боль внезапно скрутила обессилившее тело судорогой, и тут девушка не сдержалась.

Отчаянный, жалобный крик пронёсся по пустынному пляжу, и Макс побледнел. Никогда прежде не доводилось слышать ему такого плача, сколько бы горя он ни видал за всю свою жизнь…

- Лив, скажи хоть что-нибудь! – воскликнул демон, не понимавший, в чём дело и от этого чувствовавший себя беспомощным как никогда.
- …кры...я… - прохрипела Оливия, поворачивая к нему голову.

Максимильян был совсем рядом: стоял на коленях, упираясь руками в песок, с выражением неописуемого страха, который, как ей казалось, был ему вовсе не ведом. Хотелось ободрить его улыбкой, но на неё не было сил. Адское пламя бушевало под её кожей, лишая воли, лишая терпения, лишая бессмертия… Выходя с Максом из темницы, в которой её заперли, она знала, на что идёт, но не могла предположить, сколько боли придётся испытать перед тем, как шагнуть с вечных небес на смертную землю…

- Что? Повтори…

Лив набрала воздуха в пылающие лёгкие и проговорила:

- Крылья…

Зажмурила глаза. С длинных ресниц соскользнула крупная бусина слезы.

Макс взглянул на спину Оливии, ощупывая взглядом плотную ткань платья. Демон знал, что падших лишают крыльев, но он считал, что это уже сделали… молча и безболезненно.

Девушка пошевелилась. Ей будто бы стало легче.

- Сними… - прошептала Лив. – Трётся…

Уняв дрожь в руках, Макс убрал в сторону волосы Оливии и, ухватившись покрепче за ворот платья, рванул ткань в разные стороны.

На гладкой белоснежной коже, чья нежность поражала его и сводила с ума, демон увидел слегка изогнутые к плечам две кроваво-красных линии. Крылья. Здесь были крылья – символ чистоты, непорочности и бессмертия…

Макс протянул было руку, но осёкся, вспомнив, что это причинит новую боль. Он поудобнее устроился на песке, затем осторожно приподнял Лив и бережно опустил на колени, лишь закрыв глаза, когда она издала жалобный стон. Оливия лежала на животе, боясь пошевелиться. Казалось, боль стихла, и она боялась снова разбудить её.

Единственное, что давало ей стимул держаться, был Макс. Ей было безумно жаль, что не сдержалась, и он слышал её отчаянный вопль… Но она не могла больше терпеть… как не могла выдать свои ощущения тогда, когда они сбегали из Рая, и первый острый клинок боли вонзился в спину.

Максимильян. Он пришёл за ней, не забыл, а ведь она уже готова была смириться с тем, что они никогда больше не увидят друг друга. Но этот непокорный пришёл за нею туда, где его могли убить, не побоявшись. Оливия вздохнула, пошевелила рукой и, нащупав ладонь любимого, сжала. В эту же секунду немыслимая вспышка очередного приступа боли пронзила её насквозь, окатив словно ледяной водой и собравшись в две параллельные узкие дорожки на спине. Лив вскрикнула, но, поборов желание скатиться с колен Макса, осталась лежать неподвижно, лишь перебирая босыми ногами по горячему песку.

А Максимильян замер, сжав её руку в своей. Он наблюдал за тем, как две багровые полосы на спине падшей затягиваются новой кожей. Сначала чуть заметнее, затем более явственно. Однако демон знал: шрамы на теле Оливии останутся. До самой смерти.

[***Орден Падших***]

*

Сколько времени они провели вот так, сидя на песке – не все ли равно... Лив дремала, свернувшись котёнком на его коленях, жалобно постанывая и вздрагивая во сне. Наступила ночь. Небо вспыхнуло мириадами звёзд, поблёскивавших в темноте прохладным голубым светом. Когда-то Оливия обмолвилась, что это ангела смотрят на землю из своих чертогов. Что ж, сегодня количество звёзд уменьшилось. На десяток неприметных и одну яркую…

Песок остывал, и, чтобы Оливия не замёрзла, Макс распустил свои чёрные крылья, укрывая себя и любимую надёжным покровом. Не заметив, он и сам задремал.

Оливии было тепло и спокойно. Макс пошевелился, она встрепенулась и осмотрелась. Темно, очень темно. Крылья. Его крылья. Своих у неё больше нет. Всё прошедшее грезилось кошмарным сном, вот только саднящие шрамы на спине напоминали, что её реальность изменилась.

Смертность. Теперь она простая женщина, которой рано или поздно суждено состариться…

Старость.
Болезни.
Смерть.

Девушка закрыла лицо руками. Что же будет с нею и Максимильяном, когда истечёт её земной срок? Сколько ей лет по земным меркам? Около тридцати? Молодая женщина? Почти половина жизни уже прожита…

- Я никогда тебя не оставлю, - прошелестел над самым ухом его голос.

Лив повернула к нему лицо:

- Никогда?

- Никогда. Подумай, я смог украсть тебя оттуда, куда не отважился за столько времени сунуться сам Дьявол. Неужели я откажусь от тебя на земле?

Она улыбнулась, опуская голову на его грудь:

- Тогда мы пройдём этот путь вместе? После смерти мне останется сделать за тобой самый последний шаг…


*

*Эпилог*

- Ты понимаешь, чем грозит паденье?
- Ты понимаешь, смертной становлюсь?
- А через годы? Горести? Забвенье?
- Тебе забвенье? Я уже молюсь.

- А я… один. И это будет больно.
- Ты не один. Душа моя с тобой.
- Всё будет после. Спи пока спокойно.
- Но как заснуть, коль ты идёшь на бой?

- Но ты в меня и верила, и веришь?
- Я доверяю. Верю. До конца.
- Чёму бывать, того уж не изменишь.
- Я за тебя просила у Отца.

- Не может быть. Я чёрен. Я за гранью.
- Ты слишком много выдержал в любви.
- И от грехов очистит испытанье?
- Не от грехов. От клятвы на крови.

- И я свободен? Знаешь это точно?
- Свободен ты, и выбор за тобой.
- Да я порву весь мир за это в клочья!
- Не надо мир. Ты выживи за бой!

- Да, я живу. И сбудется преданье.
- И всё, что было, вспомнится как сон.
- А ты? Не слышу я твоё дыханье…
- Ведь мы с тобою дышим в унисон!

***А что будет дальше, это уже совсем другая история***