«Пять веков до шага в АД» (Цикл новелл "Ангелы")

[ordenpadshih]

Название: ***«Пять веков до шага в АД»***
Авторы: резиденты Ордена Падших KGB, Zlaya
Стихи: резиденты Ордена Падших KGB, Zlaya
Арт: KGB

Жанр: драма, романтика
Рейтинг: PG-14
Бета: сами себе голова и подушка
Герои: Максимильян, Оливия а также другие.
Дисклеймер: все герои принадлежат авторам

Музыка: Игорь Демарин "Листья летнего сада"

Стрелка секундная мчится, шалея, по циферблату,
Не по годам мы с тобою стареем, а по утратам.
Наши сомненья рассудятся жизнью да непредвзято...
Я тебя старше на тысячи листьев Летнего сада!

Разницу лет нашу ты уменьшаешь, ангел небесный,
Рядом по краю идешь, и не знаешь: это край бездны.
Думаешь, там на старинных аллеях статуй прохлада?
Это утраты наши белеют в сумерках сада!

В огненном горе тех листьев опавших, переселенных,
Я потерял тебя там, как единственный лист мой зеленый!
И не спастись от костра от того, от осеннего гула!
Просто я старше тебя на мечту, что меня обманула...

Статус: закончен.

От авторов: всем авторам раздела «Разное» сайта tv-supernatural посвящается.

Продожение и окончание в комментариях к записи под катом

Я – чернее ночи,
Ты – светлее дня,
Солнышка ты хочешь,
Тьма хранит меня.

Ты – дыханье света,
Я – пороков свод.
Ты – частичка лета,
Я – подземный грот.

Ты – улыбка мира,
Я – его оскал.
Ты – как струны лиры,
Я – играть не стал.

Ты – предел мечтаний,
Ужас черный я…
Я – твое дыханье,
Ты – вся жизнь моя.

Я – созданье света,
Ты – творенье тьмы,
Я дарую лето,
Ты – снега зимы.

Я умею слушать,
Ты умеешь лгать,
Я пускаю в душу,
Ты – спешишь скрывать.

Я – лишь половина, -
Ты тому виной…
Развела стремина
Мир передо мной.

Не пойду с повинной,
Боли не тая…-
Ты ведь - половина…
Черная моя!

*

Черный форд летел по узкой горной трассе, словно серна – легкий, глянцево-броский, вызывающий. Молодой парень легко вращал руль, преодолевая лабиринты серпантина. Он вырос в этих краях, а дорогу знал еще с детства, как пять пяльцев. Сначала он преодолевал ее на велосипеде, позже его сменил мопед, старенький потрепанный мустанг, почтенный кадиллак, а вот сейчас – новенький урчащий друг. Рассмеявшись от чувства непередаваемой свободы, молодости и ветра в ушах, он в очередной раз вывернул рулевое колесо, вводя машину в крутой вираж.

Визг тормозов, грохот, страшный скрежет металла по асфальту смешались воедино. Машина взмыла вверх, перевернулась несколько раз в воздухе – и грохнулась с немыслимой высоты в пропасть. Через мгновения раздался глухой, резкий удар. То, что было человеком, багрово-красной пеной вытекало из разбитого лобового стекла, прижатого к каменистому дну каньона. Но и этим останкам не суждено было впитаться в раскаленную землю – раздался взрыв, поглотив и металл, и плоть.

Рослый светловолосый мужчина, сидевший на каменном уступе, наблюдал за этим, словно оператор – внимательно, то так, то сяк поворачивая голову, изучая ракурсы и детали. Увидев окончательную картинку, он расхохотался, взъерошил светло-пепельную шевелюру, и легко оторвался от земли. Поднявшись в воздух, он развел в стороны руки, поднял голову к солнцу – и победный крик эхом отразился в стенах каньона. Максимильян был доволен. Сюрприз другу Грегору удался наславу. Что ни говори, но даже для демона День рождения – это праздник, пусть и отмечается раз в сто лет.

Выразив удовольствие результатом своего утреннего труда, демон еще раз окинул глазами место аварии – и его фигура исчезла, словно растворившись в дыму от догоравшего автомобиля.
Часом спустя он уже стоял здесь с толпой себе подобных, оживленно жестикулируя и рассказывая подробности. Светло-серые глаза – настолько светлые, что зрачки выделялись, как у хищной птицы, щурились от удовольствия. Гибкое, мощное тело, черная рубашка, черные брюки эффектно оттеняли платиново-пепельную шевелюру, чуть развевающуюся на ветру.

Макс никогда не был красавцем, но ни одна демоница не могла пройти мимо, не свернув на него шею, и он не отказывал себе, досыта упиваясь тщеславием, ибо очередной порок только добавлял рангов к его адскому званию. А еще Макс любил лесные озера – крохотные, напрочь заросшие кувшинками, с обязательными ветвями, падающими в зеленоватую прибрежную воду, тихие, теплые. Там он и проводил редкие свободные минуты, отдыхая от всего – от работы, от имиджа, от друзей, даже от себя самого. Там пять столетий тому он и встретил ЕЕ.
Сначала он стоял, как завороженный, глядя на тонкое тело, рассекавшее прозрачную воду. Она резвилась в воде, как ребенок, хохоча, тыкаясь личиком в широкие листья кувшинок. Наконец, незнакомка подплыла к берегу. Тонкая белая ткань обрисовала женственное, нежное тело, лишенное девичьей неуклюжести и вобравшее в себя все мыслимые и немыслимые сплетения грации, стати и красоты. И тут… Взметая брызги воды, раскрылись, встряхиваясь, два огромных, серебристых крыла… Ангел…

Пять столетий… Только подумать – пять столетий скрывать, прятаться, оправдывать самого себя… Оправдывать? Ну уж нет, скорее, наоборот – корить, линчевать.. Или же нет? Макс совсем запутался.

Иногда он злился, пытался порвать все, расставить точки над «і” – исчезал на десяток лет, носился по миру, и тогда его деяния достигали апогея, их последствия даровали усладу самому Падшему, а проклятия и стоны возносились к небесам, призывая привлечь демона к ответу. Получив очередную порцию регалий и наград, он притихал, начинал хандрить – и снова летел к озеру. Только там, глядя в прозрачные, вишнево-карие глаза, чуть касаясь широкой мозолистой ладонью темных завитков волос Оливии, он проклинал себя, свои деяния, свое происхождение – да и ее заодно.

Оливия… Лив… Жизнь… Его жизнь. Та сила, которая не позволила ему довести получекнутого Саддама до третьей мировой. А столетиями ранее эта же сила заставила одноглазого старика не пойти на поводу у своего тщеславия и оставить Москву… Ведь стоило ему поднажать, пошептать на ушко пару лишних фраз – и его полутораметровый любимчик был бы на гребне славы. А вчера? Только вчера он отступил от третьего смертника, который так и не сел в самолет, взорвав себя в какой-то лесной хибаре. Лив… Скольким же смертным ты даровала жизнь одной своей улыбкой?
Оливия знала, кто он такой. Знала с того самого дня, когда он вышел из зарослей и остановился перед ней, бесстыдно рассматривая её тело, светившееся сквозь мокрую ткань – рослый, черный, мрачный.

Стоял и смотрел. А потом вошел в озеро (чай не святой – ноги пришлось замочить), пробрался сквозь заросли водорослей – пока вода не достигла шеи – и, наконец, достиг своей цели.
Через минуту он уже стоял перед ней, мокрый, облепленный зелеными нитями водорослей, и протягивал ей то, ради чего проделал все это – недавно распустившуюся белоснежную водяную лилию. Сколько дней он наблюдал за тем, как формировался чудный бутон, набирал силу, белел, открывались первые лепестки – и вот своей рукой загубил, только ради того, чтобы даровать цветок самой прекрасной из стана врагов своих. Ангелу.

Пять столетий… Пять дней. Пять минут боли, отчаяния и желание повернуть все вспять, оказаться хоть на миг в одном стане – пусть даже смертных. Именно сегодня истекает пять столетий, как в его жизнь ворвался, трепеща серебристыми крыльями, его Ангел. Его Лив. Его жизнь.

Потому и спешил он ото всех к тому самому озеру, чудом сохранившемуся в черноте деяний людских, чтобы увидеть ее. Тем более, что в озере набирал силу белоснежный цветок, обещавший раскрыться этой самой ночью. Он любил свою Лив – и ничего не требовал взамен. Плотские утехи принимал с отвращением от демониц, или смертных, купившихся на его стройный стан и роскошные пепельно-платиновые волосы. Но перед глазами в такие минуты стояло лишь одно лицо – прозрачно-светлое, с глубокими вишнево-карими глазами, длинными ресницами, пухлыми темными губами, обрамленное завитками темных волос, чуть скрывающих брови вразлет. Его рука, ласкавшая костлявое тело модели, продавшей душу господину за быстротечную десятилетнюю карьеру и платившая его подданным, или упитанную дородную тушку оперной дивы, таким же образом сохранившей голос после неудачной операции, делала это почти автоматически… без души… если только можно было назвать душой тот черный сгусток энергии, который поддерживал его оболочку. А он хотел обнимать ее. Ее тело. И ему было наплевать, что она не отвечает общепринятым нынче стандартам земной красоты, что у ее глаз поселилась легкая сеточка первых морщинок. Она ведь была младше его на семь столетий… Девочка… Его девочка.

- Сегодняшний день определённо удался! - Грегор был доволен, щуря чёрные, как южная ночь, глаза. Его злорадный смех раскатывался по каньону, и от этого грохота вниз по обрывам бежали камни.

Макс улыбался, но мысли его были уже далеко от этой выходки. Они стремились на озеро, к той, которая так полно властвовала над его сердцем и разумом.

Демон поднял глаза к небу. Близился вечер. Сославшись на дела, он раскинул чёрные перепончатые крылья и в один взмах преодолел высоту от дна каньона к краю обрыва, с которого слетел несчастный парень. Скорее. Она придёт сегодня.

Сверху земля казалась пёстрым одеялом с рассыпавшимся по нему, снующими туда-сюда людишками-муравьями. Макс усмехнулся: наверняка кого-то из них сегодня заберут в Ад. Впрочем, этому еще могут помешать - те, кто так же, как и его Лив, носит за плечами белоснежные крылья...
Оливия… как музыка, как звон серебряных колокольчиков, как плеск воды. Демон любил повторять это имя, и когда этот звук касался слуха, казалось, его возлюбленная незримо была рядом…

Наконец он прибыл на место, самое светлое и красивое на земном шаре, знакомое ему вдоль и поперёк.