"Дикий мед" (Драма, NС-17. Дин/ОЖП, и др.)

[ordenpadshih]

Название: "Дикий мед"
Автор: ymka
Бета: ayrina
Жанр: драма с элементами триллера и романтики.
Персонажи: Дин, Катарина, Мартин, Дечен
Рейтинг: NС-17
Пейринг: Дин/Катарина
Время действия: события в фике происходят за год, до «Пилота».
Дисклеймер: Крипке принадлежит только имя и образ Дина Винчестера, а сам он давно и безраздельно – НАШ!
Саммари: Дикий мед сладок, прекрасен и опасен…
Предупреждение: смерть персонажа.
От автора: Светулька Zlaya! Ты дала мне толчок и стимул, определила основную мысль, а все остальное, уж извини, моя дикая фантазия)) Аффтар был болен, бета правила, тихо сатанея))
Примечание: сей фик написан по заказу специально к твоему дню рождения, милая наша Светланка Zlaya! Мы очень тебя любим! Бери и владей безраздельно! Орден Падших.


Продолжение и окончание в комментариях к записи под катом

*******
Где-то в горах Южной Дакоты.

«Держись, чувак, держись!» - приказывал сам себе Дин, еле переставляя ноги. Каждый шаг давался ему с большим трудом и отзывался такими зверскими вспышками боли, что темнело в глазах, и к горлу подкатывал противный комок тошноты.
Встреча со старым и очень голодным гулем в горах Южной Дакоты грозила обернуться последней охотой. Рубашка на спине и левом боку намокла от крови, на лбу выступила испарина, но молодой охотник упрямо продолжал идти вперед, прижимая правой рукой к ране исполосованную полу куртки. И когда же, черт возьми, среди деревьев уже спасительно блеснет своим отполированным корпусом малышка -импала?
Размечтался… Парень облизнул пересохшие губы. Ни отца, ни импалы тут нет. И что только должно произойти, чтобы Джон Винчестер доверил своему старшему сыну столь обожаемую им Шевроле? О, ради этого Дин позволил бы еще несколько раз пустить себе кровь. А пока приходилось довольствоваться подержанным корытом, взятым по дешевке напрокат у старого выжиги Уилла Купера, будь он неладен.
Время шло, а Дин все никак не мог добраться до машины. Бедняга прислонился к шершавому стволу ближайшего дерева и прикрыл на мгновение глаза. Распухший от жажды язык еле ворочался во рту, кровь пульсировала в висках с такой силой, что, казалось, голова вот – вот лопнет, как перезрелый арбуз, но одна мысль, бившаяся в воспаленном мозгу, была до отвращения ясной: он заблудился.
Парень тихо выругался. Ситуация с каждой минутой становилась все хуже: без аптечки, бинтов, обезболивающего, без связи и возможности добраться до ближайшего населенного пункта - он пропал. В этой Богом забытой дыре никто его раненого и ослабевшего не отыщет. А если и отыщет, то, скорее всего, это будет голодный гризли, и от этого ему, Дину, явно легче не станет.
Он вытащил из кармана сотовый. Неуклюжее громоздкое устройство то норовило вывалиться из кармана куртки, то цеплялось антенной за подкладку.

- Чертов орехокол! – прошипел Дин, наконец- то выпростав из кармана телефон. Так и есть: связи ноль целых ноль десятых. Парень сполз на землю, оставляя потеки крови на коре дерева. Сейчас он отдал бы половину своего арсенала за глоток воды. Силы стремительно покидали его, и двигаться дальше он был просто не в состоянии. Неожиданно справа зашевелились кусты, и послышался треск ломаемых веток. Сердце охотника совершило резкий скачок куда-то вверх: медведь или волк?
Он дернулся, но неосторожное движение вызвало такую резкую боль в исполосованной спине, что неожиданно окружающая действительность перед ним завертелась, поехала куда-то вбок, и Дин потерял сознание.
Тонкий луч солнца, пробившийся сквозь занавески, затанцевал на лице Дина, и парень, поморщившись, медленно открыл глаза. Предметы, поначалу расплывавшиеся перед глазами, постепенно приобрели четкость, и он с удивлением понял, что находится в небольшой комнатке с аскетически простой, даже несколько убогой обстановкой, но, вместе с тем, опрятной и чистой. Дин огляделся: кровать, на которой он лежал, была грубо оструганной, но добротной, сам он был укрыт самодельным стеганым одеялом, а от постельного белья приятно пахло свежестью. Охотник приподнял край одеяла. Так и есть, он был полностью раздет, а раны аккуратно и со знанием дела перевязаны.
- Охренеть можно, какой заботливый мне попался гризли, - пробормотал Дин, пытаясь приподняться на локте.
От его неуклюжих движений одеяло почти сползло на пол, и он, чертыхаясь, попытался вернуть его на место. Негромко стукнула дверь, и Винчестер, подняв голову, встретился взглядом с миловидной невысокой девушкой, вошедшей в комнату с его одеждой в руках.
- О, простите, я Вас разбудила. Как Вы себя чувствуете?
- Эммм… - только и смог пробормотать Дин, стыдливо прикрываясь одеялом. Такая внезапная целомудренность со стороны Винчестера легко объяснялась – незнакомка была монахиней.
- Я принесла Вашу одежду, - девушка положила аккуратную стопку на тумбочку возле кровати. – Куртку удалось залатать, джинсы отстирать от крови, а вот рубашку пришлось пустить на тряпки, но я принесла новую, надеюсь, угадала с размером.
- Спасибо, - еле выдавил из себя Дин, отчего-то чувствуя дикую неловкость, и это непонятное чувство выводило его из себя.
- Позвольте, - монахиня неожиданно наклонилась над ним и аккуратно отогнула край одеяла, несмотря на то, что Винчестер инстинктивно потянул его обратно. Девушка подняла на него теплый взгляд орехово-медовых глаз, в котором не было и тени насмешки, лишь участие и бесконечная доброта.

- Я только осмотрю рану, позвольте, - мягко произнесла она и настойчиво отвела в сторону руки Дина.
Винчестер перекатился на бок, испытывая чувство досады и дикого смущения. Такое с ним, пожалуй, случилось впервые. Всему причиной были манеры незнакомки, столь простые и скромные, что в ее поведении самому строгому критику не удалось бы обнаружить ничего предосудительного.
- Вот и все, - девушка вернула повязку на место, и с улыбкой поправила одеяло. – Раны начали затягиваться, но тревожить их не следует. Как же Вы умудрились так пострадать? Это, вероятно, был медведь?
- Нет, косуля, - буркнул Дин. Его руки блуждали по одеялу не в состоянии найти себе места, и новая волна раздражения захлестнула душу охотника. Да какого же черта она стоит тут над ним, смиренно сложив ручонки, и с таким пониманием во взгляде? Пусть убирается!

- Поразительно, - Винчестер буквально кожей почувствовал, как она улыбается. – А я-то думала, что всех саблезубых косуль истребили еще переселенцы.
- Послушайте, сестра, - процедил он сквозь зубы, мрачно рассматривая узоры, складывающиеся из трещин в побелке на потолке комнаты. - Вам не пора? Я бы хотел одеться или Вы желаете, чтобы я все же оскорбил вашу нравственность видом своей обнаженной задницы?
- Уж поверьте, чтобы оскорбить мою нравственность, нужно нечто большее, чем вид обнаженного мужского тела. И потом, для меня Вы лишь попавший в беду мой брат во Христе. А вот вставать я бы Вам сейчас не советовала.
С этими словами она развернулась и вышла.
Дин прошипел себе под нос ругательство, но все же откинул одеяло, сел, морщась от ноющей боли в боку и, дотянувшись до вещей, принялся одеваться. Рубашку сшили будто специально для него, и пусть ткань была немного грубовата, но зато одежда была чистой и приятно пахла мылом и свежестью. Затратив на одевание в два раза больше времени, чем обычно, Дин обул ботинки, чисто вымытые и стоящие тут же возле кровати, и медленно вышел из комнаты. Пройдя по коридору, он оказался в просторной гостиной, обставленной так же скромно, как и отведенное ему хозяевами жилище. Единственными изысканными и сразу бросающимися в глаза предметами интерьера были огромный красивый лепной камин и висящее над ним распятие из темного дерева.

Стоящий у камина с книгой в руках человек повернулся, зашелестев складками сутаны.
- Благодарение Господу! Вы поднялись, сын мой, но не слишком ли рано?
Дин замер. Вот только еще святого отца ему не хватало для полного счастья.
- Катарина сказала мне, что Вам уже намного лучше, я рад. Присаживайтесь, юноша. Вы верно ужасно голодны?
- Катарина? - пробормотал Дин, подчиняясь доброжелательному, но настойчивому напору со стороны священника и опускаясь на один из стульев у большого обеденного стола.
- Да, моя дочь.
Час от часу не легче. Знать бы еще кто его раздевал. Уж лучше бы, конечно, дочь, чем папаша. При мысли о том, что до него дотрагивались мягкие прохладные пальчики Катарины, Дина вдруг бросило в жар.
Он провел рукой по взмокшему лбу, пытаясь отогнать столь неуместные в доме священника видения, да еще и касающиеся его дочери. На мгновение молодому охотнику показалось, что пытливый взгляд цепких карих глаз пастора проникает в самые потаенные уголки его души, и Винчестер смущенно заерзал на стуле как нашкодивший сопляк, чего с ним, пожалуй, не случалось со времен начальной школы.

- Гхм… Святой отец, не могли бы Вы объяснить мне, где я собственно нахожусь?
- С удовольствием, сын мой, но не лучше ли нам продолжить свой разговор за завтраком? Мы с дочерью уже поели, у нас в доме поднимаются рано, но Вы наш гость, к тому же нуждающийся в уходе и помощи, и поэтому милости прошу. Катарина!
Шурша складками накрахмаленного платья и поправляя выбившуюся из под белоснежного чепца непослушную прядь волос, отливающую медью, на пороге появилась уже знакомая Дину монахиня.
В кончиках пальцев Винчестера запульсировала кровь, новое видение, еще ярче предыдущего вспыхнуло в его мозгу: мягкие локоны цвета меда, струящиеся каскадом по обнаженной молочно-белой груди… Молоко и мед… Аромат и вкус, дурманящие сознание. Да что же с ним такое происходит?

Пока пастор отдавал дочери распоряжения, Дин заставил себя поднять голову и посмотреть на Катарину. Ну и? Мало ли он видел таких миловидных девчонок в пропыленных и прожаренных солнцем барах? Десятки. Пухлые губки, пушистые реснички, россыпь веснушек на по-детски вздернутом носике, соблазнительные формы, которые, впрочем, под таким платьем как у дочери пастора, больше смахивающем на панцирь, угадывались весьма смутно. Но когда юная монахиня бросила на него быстрый взгляд и улыбнулась, Винчестер понял, что с ней было не так. Вернее «не так» было со всеми девицами, которых он привык лапать на задних дворах мотелей и забегаловок. Взгляд. Чистый, лучезарный, дарящий тепло и успокоение. За всю свою жизнь молодой охотник не видел такого. Не суровый, глубокий взгляд мученицы за веру и не отрешенный, парящий в невидимых человеческому глазу заоблачных высях, взор Приснодевы Марии, а исполненный искреннего человеческого участия и невыразимой нежности - взгляд истинной сестры во Христе. Дин внезапно почувствовал себя грязным извращенцем и стремительно отвел глаза, злясь и негодуя на себя и, как ни странно, на ни в чем неповинную девушку.

- Итак, вернемся к нашему разговору, - присел рядом с ним за стол священник. - Меня зовут отец Мартин Мэррит, и находитесь Вы в общине святого Брендана.
- В общине? - переспросил Винчестер, припоминая, что на карте, которую он прихватил с собой, отправляясь на охоту, в этой части горного массива никаких поселений не значилось в помине.
- Мы живем очень уединенно и замкнуто. Видите ли …
- Дин… - подсказал охотник.
- Дин, - улыбнулся отец Мартин, – Как духовный пастырь нашей общины я считаю своим долгом охранять своих детей от тлетворного влияния внешнего мира. Не скрою, многие были недовольны тем, что вы оказались здесь, но подобные разговоры я строго пресек, ибо желание сохранить душевную чистоту не должно идти вразрез с христианским долгом каждого из нас. Вы христианин, сын мой?

- Эм… да, - пробормотал охотник, явно пребывающий не в восторге от такого поворота дела.
- Замечательно, - вновь улыбнулся священник, и сходство отца с дочерью стало еще более явным.
Ну, вот опять. Дин скрипнул зубами. А тут еще, как на грех, Катарина вернулась в гостиную, с большой глиняной супницей, источающей просто божественный аромат. Пристроив ее на краю дубового буфета, она достала столовые приборы и быстро сервировала стол на две персоны: для отца и гостя. Сама она, очевидно, даже не помышляла о том, чтобы разделить с мужчинами трапезу.
- Ступай, дорогая, - ласково похлопал ее по руке Мартин. – А мы пока пообщаемся с Дином.
- Конечно, отец, - Катарина поставила перед охотником тарелку ароматного супа, - Приятного аппетита, Дин.
Легкое шуршание платья, и она удалилась.
Приятного аппетита? Да Винчестеру кусок в горло не лез. И куда только девался его звериный аппетит?
- Не смущайтесь, юноша, - подбодрил его священник. - Приступайте. Катарина готовит просто изумительно. Хотя, может быть, Вы привыкли к более изысканной пище.

Ха! Изысканность фастфуда уже порядком набила парню оскомину, а от тарелки с супом исходил такой божественный запах, что у Винчестера против воли потекли слюнки.
- Кто напал на Вас, сын мой ? – поинтересовался отец Мартин, наблюдая за сосредоточенно жующим парнем.
- Гризли, - не моргнув глазом, соврал Дин, со скоростью света поглощая суп.
- Однако, Божья тварь изрядно потрудилась над вами, - вздохнул священник. – Значит гризли. Странно. В наших краях о них уже добрых лет пятнадцать не было слышно. Хотя… Может за кряжем многое изменилось с тех пор, и медведи вновь повадились пробираться к нам.
- А насколько замкнуто вы живете, святой отец? - попытался перевести разговор на менее скользкую тропу охотник.
- Мы не покидали общину уже порядка ста лет.
Дин поперхнулся куском ржаного хлеба.
- Сколько, простите? Сто лет?? Но…

- Никаких «но», - с улыбкой, но твердо перебил его Мартин. – Вам, людям, приходящим из-за кряжа, из внешнего, как мы говорим, мира, тяжело понять наше стремление к уединению. В нашей общине, подобно нашим отцам и дедам, мы свято чтим заветы предков и живем по законам и традициям, забытым и попранным вами. Люди погрязли в грехе и разврате, и я могу с полной уверенностью утверждать - лишь жители нашей общины смогли сохранить чистоту души и святость помыслов.
Дин был поражен настолько, что даже прекратил жевать.
- Но святой отец… Как же так? У вас нет ни связи, ни электроэнергии, ни… - Он запнулся. – Как же вы живете?
- Милостью Божьей, сын мой – строго ответил отец Мартин. – Милостью Божьей и упорным трудом.
Внезапно их разговор был прерван Катариной, которая вбежала в гостиную с побледневшим и совершенно убитым горем лицом.
- Отец! Отец! Там пришли… Доминик… Он скончался. Сегодня утром…
Отец Мартин переменившись в лице, осенил себя крестным знамением.
- Упокой Господи душу раба твоего… Я немедленно отправляюсь к его матери, нужно поддержать Сару и отдать необходимые распоряжения. Простите, сын мой, мне нужно идти. Я вернусь, и мы с вами продолжим наш разговор.
- Конечно, святой отец. Может быть, я могу помочь?
- Увы… Душа его в селениях райских, а о бренном теле позаботимся мы.
С такими словами отец Мартин покинул гостиную, оставив Дина и Катарину, медленно убирающую со стола, наедине.
С уходом священника испарилась и вся решительность Дина. Он, запинаясь, поблагодарил девушку за еду, и в гостиной вновь воцарилось гнетущее молчание. Когда же оно стало совершенно нестерпимым, Дин все же решился:
- Катарина…

Девушка повернула к нему расстроенное лицо, на котором омытые слезами глаза сияли еще ярче.
- А кто этот Доминик? Ну, который умер?
- Наш кузнец, - со вздохом ответила Катарина, убирая посуду в шкаф и вытирая руки вышитым полотенцем. - Совсем молодой парень, всего лишь двадцать три года. Он помог мне дотащить Вас до общины, когда я наткнулась на Вас, лежащего без сознания в лесу.
- Так это Вы меня нашли?? - Дину стало мучительно стыдно за свою грубость, а так как извиняться он не умел, ему стало еще хуже.
- Спасибо… - пробормотал он. - А этот парень был чем-то болен?
- Что Вы, - с грустью улыбнулась девушка. - Доминик был силен как бык, руками мог подкову согнуть, ума не приложу, что с ним могло случиться. Правда, в последнее время он был какой-то странный…
- Странный? – насторожился Дин.
В мозгу будто прозвенел тревожный звоночек и всем своим нутром охотника Дин почуял, что с внезапной смертью бедолаги-кузнеца в этой мирной общине все не так чисто.

- Я так понимаю, что Вы с этим парнем дружили? - осторожно продолжил расспросы охотник.
- Да, мы с детства были не разлей вода. Доминик с малых лет отличался пытливым умом и крепким здоровьем. Мы росли вместе, играли в лесу дни напролет, а со временем, в свободные от работы в кузнице минуты, он начал помогать мне со сбором лекарственных растений. Я травница, - пояснила девушка, увидев непонимание в глазах собеседника, - Ваши раны я обрабатывала бальзамом собственного приготовления. Если захотите, я дам Вам с собой баночку в дорогу. Судя по количеству шрамов на Вашем теле, он Вам еще не раз пригодится.
Видя, как изменился в лице Дин, девушка смутилась, решив, что сболтнула лишнее и опустила взгляд на оборки своего кружевного передника, который сейчас нещадно теребили ее тонкие пальчики. Винчестера и впрямь будто обдало жаром из раскаленной печи.
«Судя по количеству шрамов на вашем теле…»
Катарина, касалась его шрамов, с нежностью втирала в его израненное тело прохладную мазь, пока он валялся без сознания. Мысленно представив себе эту картину, Винчестер чуть не застонал в голос и, вскочив, нервно прошелся по гостиной. Девушка сидела, все также опустив взгляд.
«Ах ты, святая простота!» - скрипнул зубами парень. «Глазки опустила, ручки сложила, губку покусывает… Ох, черт! Нет, это невыносимо…»
Дин не узнавал сам себя. Возбуждение яростной волной прокатившееся по его телу, выжигало в нем все мысли кроме одной. Он хотел Катарину, мучительно, страстно, до ноющей боли в паху. Рывком притянуть ее к себе, содрать это уродливое монашеское одеяние, погрузить пальцы в тягучий мед ее волос и любить прямо здесь, на этом дубовом столе, наплевав на то, что это дом священника и их могут застать. Желание обладать этой девушкой билось в крови раскаленным пульсом и текло по венам подобно расплавленному металлу.

- Дин… - прошептала Катарина, и он замер, не решаясь повернуться к ней и встретиться взглядом.
В горле в мгновение ока стало суше, чем в самом заброшенном пересохшем колодце.
- Ч-что? – просипел Винчестер, понимая, что должен ей хоть что-нибудь ответить.
- Вы женаты?
- ЧТО?
- Простите… Я лишь хотела знать есть ли у Вас семья, - виновато произнесла девушка. - Они, наверное, с ума сходят от беспокойства. Ведь у нас Вы пробыли уже три дня.
- Три дня я валяюсь как бревно? – ужаснулся Дин. - Вот чер… простите, вот зараза. Мне нужно выбираться отсюда.
- Уже? - воскликнула Катарина и побледнела, тут же прикусив язык. Она вскочила и засуетилась, пытаясь скрыть волнение.
- В-вы… Вам еще рано… Раны могут открыться, и вообще Вы еще слишком слабы, что если гризли опять … - она сбивчиво бормотала себе под нос невразумительные объяснения, проклиная свою несдержанность, но одна мысль о том, что ей придется расстаться со своим зеленоглазым подопечным была для нее невыносима.
Дин смущенно потоптался возле стола, но, понимая, что разговора у них однозначно не получится, пробурчал:
- Я выйду… Попробую связаться с отцом...

И, хотя телефон уже давно был разряжен, Катарина все равно не могла этого знать, и поэтому Дин ретировался из гостиной в надежде, что его поспешный уход не был похож на позорное бегство.
Оставшись в одиночестве, девушка в изнеможении опустилась на стоящий рядом с буфетом стул. Ноги отказывались ее держать, а голова упорно отказывалась думать здраво.
«Святая Катерина! – в отчаянии взмолилась бедняжка. – Помоги мне грешной. Этот человек, Дин… Я не знаю, что со мной происходит… Господи, спаси и помилуй! У него есть родные, которые наверняка ужасно переживают о нем, да и в общине ему лучше не оставаться, но почему же я чувствую, что с его отъездом мое сердце просто разорвется на части? Помоги мне, Господи»

Но жаркие истовые молитвы не помогали. Глазами полными слез девушка смотрела на распятие, но суровый лик Христа застилала другая картина: раскинувшийся на кровати израненный обнаженный Дин, бледный и покрытый испариной от повышенной температуры. Когда Катарина обнаружила его окровавленного и потерявшего сознание, и пока вдвоем с Домиником они тащили бедолагу в общину, у нее не было времени пристально его рассмотреть. Лишь после того как она собственноручно обработала и зашила его раны, смазала их чудодейственным бальзамом, который девушка готовила еще по рецепту бабки, Катарина смогла перевести дух и внимательно рассмотреть своего подопечного.
Он лежал перед ней, хрипло, но все же ровно дыша, с темными кругами под глазами, весь покрытый сеткой старых и свежих шрамов. По-девчоночьи пушистые ресницы бросали длинные тени на его заострившиеся от жара и истощения скулы, и Катарине вдруг до ужаса захотелось увидеть цвет его глаз. Почему-то она не сомневалась, что они будут цвета майской зелени, омытой грозовым ливнем. Незнакомец был красив, хорошо сложен и опасен.

Она чувствовала это кожей, покрывшейся мелкими мурашками в тот момент, когда она безотчетно протянула руку и легко провела пальцами по застарелому шраму на левой стороне груди. Опасен и вместе с тем беззащитен, как дитя. Парень дернулся во сне, потревожив забинтованные раны, и жалобно застонал. Доброе и участливое сердечко Катарины разрывалось, глядя на его мучения, и придвинувшись поближе, она взяла его большую ладонь в свои руки. Незнакомец пробормотал что-то во сне, и Катарина вдруг, подчиняясь неизъяснимому порыву, наклонилась и коснулась прохладными губами его щеки.
Кожа Дина обожгла ее губы как огонь, и девушка, осознав, что делает, в испуге отшатнулась, едва не упав со стула, поспешно вскочила и выбежала прочь. Но образ страдальца – охотника не шел у нее из головы уже третий день, и не было спасения от этого дьявольского наваждения ни в молитвах, ни в упорном труде. И что самое главное: Катарина в ужасе понимала, что не чувствует себя виноватой. В ее теле пробуждались неиспытываемые до сих пор смутные желания, видения одно другого соблазнительней смущали ее покой днем и ночью, и уже трое суток в них безраздельно властвовал найденный в лесу охотник.

И вот сейчас… Благодарение Богу - он ушел, но как только он покинул комнату, сердце юной монахини заныло. Она хотела видеть его и боялась находиться рядом. Противоречивые чувства обуревали ее душу, горьким комком слез подступая к горлу и стесняя дыхание. Да и кто она? Всего лишь молоденькая дикарка, живущая в глуши по суровому уставу общины под надзором строгого отца. Что она знает о том мире, откуда он пришел? Где полно красивых молодых женщин, где кипит и бьет ключом жизнь, страшная и опасная по рассказам отца, но оттого не менее притягательная и манящая. Вот и Доминик…
Сколько раз поверял он ей свои тайные надежды вырваться когда-нибудь из удушливой атмосферы общины, перебраться через кряж и броситься, очертя голову, в водоворот ТОЙ неизведанной жизни, сколько раз он предлагал ей бежать, учиться, работать, ЖИТЬ… Но Катарина в страхе лишь качала головой, чувствуя вину перед отцом с его строгими наставлениями и смутную досаду от того, что она так нерешительна.

И вот теперь Доминика не стало… Но в ее жизни появился Дин. Подобно тому, как внезапный порыв шквального ветра перед грозой распахивает настежь окно и бьет в грудь освежающей прохладой, стесняя дыхание, так и он ворвался в ее тихую размеренную жизнь, больше напоминающую воды застоявшегося пруда, гладь которого до сих пор тревожил лишь легкий, поднимающий рябь ветерок. А как же отец? Община? Как же ее служение Господу?
Дин, Дин… Зеленоглазое искушение…
Катарина отерла слезы, скопившиеся в уголках глаз, и решительно поднялась.
- Он уедет, - прошептала она, самой себе. – И все будет как раньше. Если не тревожить демонов, они тебя не тронут…
Но камень в озеро ее души был брошен, и круги медленно начали расходиться по воде…